Илурнь, мрачная каменная громада, возведенная пресекшимся ныне родом жестоких воинственных баронов, наводила на местных жителей такой страх, что даже пастухи со своими стадами предпочитали обходить ее стороной. Поговаривали, будто разгневанные призраки кровожадных владельцев в неистовстве бродят по полуразрушенным залам, а хозяйничает в них теперь нежить. Никто не осмеливался селиться в тени этих прилепившихся к скалам стен, и ближайшим человеческим жильем в округе был маленький цистерцианский монастырь, расположенный более чем в миле от замка, на противоположном конце долины.
Монахи этого сурового братства практически не поддерживали сношений с миром за холмами, и желающих вступить под его высокие своды было не много. Однако в то чудовищное лето после исчезновения мертвецов странная и пугающая история просочилась в Аверуань из монастырских ворот.
На исходе весны цистерцианцы стали замечать, что на давным-давно заброшенных развалинах Илурни, которые виднелись из монастырских окон, творятся весьма странные вещи. Монахи видели огни там, где никаких огней быть не могло: зловеще-голубые и кроваво-красные, они мерцали в заросших бурьяном осыпавшихся бойницах или вспыхивали над зубчатыми стенами. По ночам вместе с огнями с развалин доносились страшные шумы, лязг, напоминавший не то грохот дьявольских молотов о наковальни, не то звон гигантских доспехов и булав, и монахи решили, что Илурнь стала местом сборища чертей. Удушливое зловоние, похожее на запах серы и горящей человеческой плоти, распространилось по долине, и даже днем, когда шум смолкал, а огни потухали, легкая голубоватая дымка оставалась висеть над зубчатыми стенами замка.
Очевидно, решили монахи, развалины заняли подземные обитатели, пробравшись туда снизу, ибо никто не видел, чтобы кто-нибудь приближался к руинам замка по пустынным склонам и скалам, открытым всем взглядам. Видя все признаки поселившегося по соседству Сатаны, они с удвоенной частотой и рвением крестились и беспрестанно бормотали «Отче наш» и «Аве Мария», ибо надеяться приходилось лишь на заступничество свыше. Их трудолюбие и аскетизм тоже удвоились. Более никаких мер предпринято не было, ибо, зная, что замок давно покинут людьми, святые братья сочли за лучшее заниматься своими делами, коль скоро сатанинские силы не проявляют открытой враждебности.
Монахи пристально наблюдали за развалинами, однако за несколько недель так и не заметили, чтобы кто-то входил в Илурнь или выходил оттуда. Если не считать ночных огней и шума, а также курящихся над стенами в дневное время дымков, никаких признаков того, что замок обитаем хоть людьми, хоть нежитью, не было.
А потом однажды утром два монаха, занятые прополкой морковных грядок, заметили в долине под террасами, на которых были разбиты монастырские сады, странную процессию, двигавшуюся со стороны Аверуанского леса по изрезанному ущельями крутому склону вверх, в направлении развалин Илурни.
Люди эти, утверждали монахи, шли с великой поспешностью, на негнущихся ногах, но быстрыми шагами, лица их поражали неестественной бледностью, а сами они были облачены в погребальные одежды. На некоторых саваны висели клочьями, и все были покрыты дорожной пылью или пятнами могильной плесени. Было их около дюжины или даже больше, а следом в некотором отдалении друг от друга показались еще несколько, одетых точно так же, как и их предшественники. С изумительным проворством и быстротой они поднялись по склону холма и скрылись в мрачных стенах Илурни.
В ту пору вести о разоренных могилах и склепах не достигли еще ушей цистерцианцев. История эта дошла до них позднее, уже после того, как они стали ежеутренне видеть мертвецов, стекавшихся к облюбованному дьяволом замку. Сотни трупов, клялись монахи, успели прошествовать мимо монастыря, и, несомненно, еще множество проскользнуло незамеченными под покровом темноты. Однако ни один из них не вышел обратно из Илурни, поглотившей их, точно ненасытная утроба преисподней.
Святые братья, хотя и были изрядно напуганы и донельзя скандализованы, все еще считали за лучшее ничего не предпринимать. Некоторые, наиболее отважные, возмущенные этими вопиющими признаками зла, выражали намерение отправиться на развалины со святой водой и распятиями, но настоятель в своей мудрости приказал им подождать. Ночные огни тем временем становились все ярче, а шум все громче.
И тут, пока монахи в своем маленьком монастыре возносили нескончаемые молитвы, произошло нечто чудовищное. Один из братьев, крепкий малый по имени Теофиль, в нарушение строжайшего устава зачастил в винный погреб. Несомненно, в вине он пытался утопить свой праведный ужас перед всеми этими неподобающими событиями. Как бы то ни было, в одну из таких вылазок он имел несчастье с пьяных глаз заплутать у края обрыва и свернул себе шею.