Лабиринт

Элис откинулась назад. Ей не нравился такой конец.

— Зима выдалась жестокая и морозная — и в горах, и в долине. Обе стороны были измотаны. Переговоры не затянулись надолго. На следующий день архиепископ Нарбонны, Петр Амелий, подписал акт капитуляции. Условия сдачи были великодушными. Можно сказать, небывало мягкими. Крепость переходила в собственность католической церкви и французской короны, но каждый из ее обитателей получал помилование за все прошлые преступления. Прощены были даже убийцы четверых инквизиторов в Авиньонете. На сражавшихся, после исповеди перед инквизиторами, будет наложена легкая епитимья, и они получат свободу. И всякий, кто отречется от еретической веры, будет освобожден с единственным наказанием — он должен будет носить на одежде крест.

— А кто не отречется? — спросила Элис.

— Кто не отречется, будет сожжен на костре, как еретик.

Бальярд глотнул вина.

— Обычай требовал передачи заложников в закрепление договора. Заложниками стали брат епископа Бертрана, Раймон, старый рыцарь Арно Роже де Мирпуа и младший сын Раймона де Перейля. Необычным в этом договоре было обещание двухнедельного перемирия перед сдачей. Вожди катаров испросили позволения на две недели задержаться в крепости, прежде чем спуститься с горы, и такое позволение было им дано.

У Элис застучало сердце:

— Зачем?

Одрик усмехнулся:

— Историки и теологи уже сотни лет спорят друг с другом: зачем потребовалась катарам отсрочка приговора. Что они не успели сделать? Сокровища переправлены в безопасное место. Зачем оставаться в промерзшей полуразрушенной крепости? Разве они не достаточно настрадались?

— Так зачем же?

— Затем, что с ними была Элэйс, — ответил Одрик. — Ей нужно было выиграть время. У подножия горы ждала Ориана со своими людьми. А в цитадели, с ней, были Сажье, и Ариф, и дочь. Она не могла рисковать. Если их схватят, все, чем пожертвовали Симеон, и ее отец, и Эсклармонда, чтобы сохранить тайну, окажется тщетным.

Теперь все кусочки головоломки улеглись на место, и Элис видела картину целиком, отчетливо и ярко, словно сама была свидетельницей тех давних событий.

Она взглянула в окно на вечно суровые горы. Точно такими были они при Элэйс. То же солнце, те же дожди, то же небо.

— Расскажите мне правду о Граале, — попросила она.

ГЛАВА 71 МОНСЕГЮР, марс [109] 1244

Элэйс стояла на стене цитадели Монсегюр — тонкая одинокая фигурка под плотным зимним плащом. С годами к ней пришла красота. Она так и не обрела пышных форм, но в чертах лица, посадке головы, осанке сквозило изящество и благородство. Элэйс посмотрела на ладони. В свете раннего утра они казались голубоватыми, почти прозрачными:

«Руки старухи».

Элэйс улыбнулась. Не так уж она стара. Моложе, чем был ее отец.

Мягкое сияние поднимающегося солнца заливало мир, наполняя цветом и полнотой ночные силуэты. Перед глазами были снежные пики Пиренеев — неровные зубцы на бледном небосклоне — и яркие сосны на восточном склоне горы. Скалистые бока пика Сент-Бартелеми скрывал утренний туман. Дальше виднелся пик де Соларак.

Ей представился их дом, простой и гостеприимный, спрятанный в складках холмов. Вспомнился дым, столбом стоявший над трубой в такое же холодное утро. В горах весна запаздывает, и зима эта выдалась жестокой, но теперь уже недолго ждать. Розоватое на заре небо предвещало тепло. Скоро зацветут деревья в Лос Серес. К апрелю горные луга покроются нежными голубыми, белыми и желтыми цветами.

Далеко внизу виднелись развалины на месте деревни Монсегюр — после десяти месяцев осады уцелели всего две-три хижины. Вокруг теснились знамена и шатры французского лагеря — заплатанные цветные полотнища палаток и обтрепанные по краям флаги. Для них зима оказалась не легче, чем для защитников крепости.

На западном склоне в самом низу стоял деревянный частокол. Осаждающие потратили на него не один день. Вчера они вкопали посреди ограды ряд столбов и каждый окружили поленницей дров и хвороста, переложенных вязанками соломы. В сумерках Элэйс видела, как они приставляют к каждому короткие лесенки.

«Костры, приготовленные для еретиков».

Элэйс вздрогнула. Еще несколько часов — и все кончится. Она не боялась умереть, когда придет ее время. Но слишком много раз она видела, как сжигают людей, чтобы верить, будто вера защищает их от боли. Тем, кто соглашался, она давала травы, притупляющие страдание. Но большинство хотели перейти из этого мира в следующий без чужой помощи.

Лиловые камни у нее под ногами покрывала скользкая изморозь. Носком сапожка Элэйс прочертила по инею узор лабиринта. Если их уловка сработает, ее труд стража «Книги Слов» будет завершен. Если нет — она поставила на кон жизни тех, кто укрывал и защищал ее все эти годы, ради спасения Грааля. О последствиях страшно было подумать.

Элэйс закрыла глаза и отпустила память лететь сквозь годы назад, к пещере лабиринта. Ариф, Сажье, она сама… Она помнила мягкий сквозняк, гладивший ее нагие плечи, мерцание свечей, прекрасные голоса, свивающиеся во тьме. Слова звучали так живо, словно она до сих пор чувствовала их вкус на языке.