Лабиринт

— Как гадко ты обо всем говоришь, Коля! (Светлана Георгиевна еще называла его по имени! И не раздражалась, не теряла достоинства. Вот бы научиться у нее так держать себя в руках!) Видишь ли, все исследователи жизни и творчества Пушкина сохраняли почтение к гениальному поэту. Он же наша национальная гордость! С него начинается золотой век нашей литературы, расцвет нашего литературного языка. Я не помню, чтобы кто-то стремился сообщать о побочных, как ты говоришь, детях Александра Сергеевича.

— Понятное дело, — погано хихикнул Пупок, — он барин, он поэт! Это и теперь так: случись, кто-то из высокопоставленных деток втихую настряпает, — все шито-крыто, а попадется простой смертный — его в тюрягу по сто семнадцатой два…

— Господи, — взмолилась Светлана Георгиевна, — какие пошлости ты говоришь?! Мы ведь читали стихи, рассуждали о высокой поэзии… Кстати, Коля, я вспомнила, Пушкин в письме к своему другу поэту Вяземскому писал по поводу публикации дневников Байрона; я процитирую по памяти, но, думаю, близко к тексту: «Толпа жадно читает исповеди, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он мал и мерзок — не так, как вы, — иначе». Эти строки Александр Сергеевич написал в Михайловском, в 1825 году, коли не ошибаюсь…

— А я уважаю толпу, — не пожелал отступать Пупонин. — В толпе все равные и нет всяких там выскочек и гениев, для которых все иначе. Что иначе-то? Чудные мгновения заканчиваются, сами знаете чем, — у всех одинаково. В любовь вашу я не верю, выдумки это поэтов и слабонервных интеллигентов. Нормальные люди общаются друг с другом, потому что природа требует. Хочется есть, пить, ну и еще это… сексом заниматься…

И, не обращая больше внимания на Светлану Георгиевну, Колюня со всего маху бабахнулся на скамейку и опустил голову на руки, спрятав в них разгоряченное лицо.

— Ты, наверное, чем-то огорчен? — заволновалась Светлана Георгиевна. — Может, Коля, ты испытал разочарование, так бывает, но это же не повод…

Она не успела договорить, звонок прервал ее на полуслове.

Вопреки школьным привычкам никто не тронулся с места, не проронил ни слова. Только Колюня вскочил, как ужаленный, подбежал к доске, нацарапал ломающимся мелком непотребное, после чего отшвырнул мелок на пол и метнулся к двери.

Арина, словно кто подстегнул ее, вслед за Пупониным вылетела в коридор и за воротник втолкнула упирающегося Колюню обратно в класс. Не знающее границ негодование прибавило силы и так не слабым рукам Арины. Она чуть приподняла Колюню над полом, притиснула его спиной к доске и повозила туда-сюда, пока не стерлось то, что он написал.

— А теперь еще языком вылижешь то место, которое ты опоганил! — приказала Арина и сунула Пупонина лицом к доске.

— Арина, остановись, — робко попросила Светлана Георгиевна. — Можно ли так вести себя?..

— Можно! — уверенно заявила Арина, хотя меньше всего хотела дерзить Светлане Георгиевне. — Я этих гадов не могу выносить, они ненормальные.

— Можно подумать, она нормальная, — буркнула Вика, не поднимая головы. — Бандитка!

Все остальные молчали, будто их и не было в классе. Большинство здешних ее одноклассников казались Арине постоянно отсутствующими — приходят, посидят на занятиях и незаметно исчезают. Ни лица, ни голоса их не припомнишь…

— Зло злом не искоренишь, — сердито сказала Светлана Георгиевна. — Прошу вас прочитать дома «Пиковую даму». Следующий урок будет по внеклассному чтению. Подумайте о Германне. И можно ли сохранить себя, уничтожая другого?..

Ребята молча и неторопливо стали расползаться из класса, а Арина, раскидывая всех, смерчем пронеслась в туалет, чтобы спастись сигаретой.

Одним махом взлетев на подоконник, Арина сделала первую затяжку и вроде почувствовала облегчение. Надо бы ей поскорее убраться из школы, но класс ее, как назло, в тот день дежурил.

Арина не сомневалась: ни Пупок, ни Семга к ней не полезут с разборкой без подмоги. Хиляки они, но дружки у них есть и здесь, среди старшеклассников, и за пределами школы. Кто-то говорил, что Семгин чувак у здешних — шеф. Почему же они до сих пор ее не трогают? Выжидают? Прикинули, что за ней тоже стоят ее кореши? Пусть из далекого района, но, начнись заваруха, прикатят же. А тутошним почему-то теперь некстати драка. Или еще что-то?..

Рядом с нею на подоконник плюхнулась ярко накрашенная толстушечка, подпихнула Арину боком: «А ну, подвинься, раскорячилась!» Даже не взглянув на Арину, толстуха полезла за сигаретами в потайной карманчик с тыльной стороны форменного жакета, но прежде, чем закурить, она бросила быстрый взгляд сквозь оконное стекло на улицу и вдруг истошно завопила:

— Валюня! Глянь, кто пожаловал!

Арина невольно тоже посмотрела в окно. Чуть поодаль от школьного порога спиною подпирал дерево высокий, красивый, ладно сложенный парень. Даже издалека в нем угадывалась недюжинная, подчиняющая сила.