Лабиринт

Сонечка, уже очнувшись от дурманящей ее слабости, тоже неторопливо прошлась взглядом по таинственной для нее, как пещера, комнате. В поле ее зрения по очереди попадались скамейки без спинок, похожие на те, что выставляют у подъездов домов, трухлявый столик, притуленный к стене, чтобы не свалился, небольшой приемничек «Селенга», одиноко расположившийся на нём. И вдруг, как взрыв, ослепили ее яркие гирлянды лампочек под потолком и полезли в глаза пестрые, крикливо наглые, сплошь пометавшие стены рекламные плакаты и календари со знаменитыми молодежными ансамблями, неотразимо кокетливыми киноактрисами и просто красотками, бесстыже выставляющими напоказ свое обнаженное тело. Обалдело вглядываясь в знакомые и незнакомые лица, Сонечка не сразу заметила, что бумажную мишуру венчает бордюр из каких-то надписей, сделанных аршинными буквами привычной для глаза кроваво-красной краской. Сонечка запрокинула голову и прочитала: «Все лучшее — детям!», «Дети — цветы жизни на могилах своих родителей!», «Станем достойными плодами развитого социализма!», «Гибель ментам, дорогу мафии!», «Мафии всех стран, объединяйтесь!», «Долой «Ласковый май», даешь «Heavy Metal», «Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас!».

Между этими лозунгами, а это были самые настоящие лозунги, только отличные по содержанию от тех, что Сонечке встречались раньше, отделяя их друг от друга, как знаки препинания, стояли красные звезды, перечеркнутые черными крестами свастики. Это особенно смутило и насторожило Сонечку и вместо предполагаемого авторами ироничного веселья вызвало почему-то тягостное беспокойство.

Арина и мальчики давно уже разделись и, тесно усевшись на скамье возле припадающего на одну ногу столика, о чем-то ворковали под музыку из приемника. А Сонечка все стояла столбом посреди комнаты, пока не осенило, что во насильно заставляют зубоскалить, а это никак не совпадает с ее собственным внутренним состоянием. Ей-то казалось, что смех в ернических рисунках и фразах застыл, как болезненная гримаса на лицах, изуродованных компрачикосами, и способен вызывать лишь ужас и сострадание. Совсем недавно она читала об этом в романе Гюго «Человек, который смеется» и теперь содрогнулась, представив себе Дикаря, Лынду и Пупонина компрачикосами.

Сонечке захотелось сбежать незамеченной. Дома ее ждала и уже, наверное, волновалась мама. Но она тут же не помнила ненавистного ей Николая Тихоновича и его угрозы, и ей расхотелось возвращаться туда, где подстерегают одни только неприятности… Сонечка нерешительно сняла пальто и уже без колебаний присоединилась к своей нынешней компании.

— Во, атасный анекдот с Арбата, — торопливо принялся развлекать друзей Лында. — Двое сумасшедших играют в первомайскую демонстрацию. Один стоит на табуретке и изображает правительство на трибуне Мавзолея, второй ходит мимо него, представляя народ. «Да здравствует коммунизм — светлое будущее человечества!» — орет тот псих, что прикинулся правительством. А тот, что народ, хвать его молотком по башке и визжит от восторга. Очухался побитый шизик через некоторое время, спрашивает: «Кто меня по башке вдарил?» — «Не знаю, — отвечает ему второй чудик, — народу на площади было невпроворот…»

Арина, схватившись за живот, скрючилась от сотрясающего ее смеха, а Сонечка, болезненно улыбнувшись, в какой уж раз огорчилась полной своей неспособности умирать со смеху. Она обратила внимание, что и Дикарь не веселится так самозабвенно, как ее подруга Арина.

— Этого недоумка Пупаря только за смертью и посылать. — Дикарь злобно выругался.

И тут же, как бы сметая его оскорбительную тираду, раздался резкий звонок. Лында вскочил, бросился к двери, но не отворил ее не сразу, выждал, пока вслед за первоначальным, тягучим, последовали три коротких сигнальных звонка и еще один, совсем куцый, похожий на точку, завершающую фразу.

В комнату ввалился Пупок, какой-то весь расхристанный, растерянный и почему-то сильно взмокший от пота, хотя мороз на улице любую капельку воды тут же превращал в ледышку. Вероятно предвидя недовольство старших товарищей его нерасторопностью, Колюня незамедлительно начал оправдываться, путано разъясняя, что теперь и в таксопарке даже за два чирика бутылку не выудишь, а у него при себе таких деньжищ не было.

— Ладно, сомкни челюсти! — оборвал Пупка на полуслове Дикарь, помогая вытаскивать из матерчатой сумки бутылки с вином и водкой. — Иди умой рожу, чтоб мы не задохнулись от твоего вонючего пота…

Колюня куда-то смотался, должно быть умыться, а Сонечка непроизвольно стала считать бутылки. «Откуда у Пупонина столько денег? — удивилась Сонечка. — Он же не работает?» Но ее размышления прервал вопрос Дикаря:

— Ну, чудо-юдо, что пьют в вашем пионерском отряде?

Дикарь разговаривал с Соней с высокомерием взрослого человека, выясняющего у ребенка, не хочет ли он стать космонавтом или кого он любит больше, маму или папу. Сонечке стало обидно, как никогда. Дикарь признавался ей в любви, Арина говорила о братстве, о стене дружбы, которая защитит каждого, как же так?..