Чань. А я с вами.
Минь. У товарища Николая осталась в Москве невеста
Николай. Мы еще вместе сыграем наши свадьбы. Правда, товарищ Минь?
Минь. Правда, товарищ Николай.
Завыла сирена.
Тьен. Воздушная тревога!
Минь и бойцы убегают. Все занимают свои места. Воет сирена.
ЗатемнениеКартина втораяВедущий(на просцениуме).
Тревога! Тревога во всем мире!В огромных домищах и маленьких хижинах!Тревога отмеривает версты и мили!Тревога в душах, войной обиженных!Что американцам надо на землях Вьетнама?Под синим небом, солнцем залитым?!Там кричат ребятишки:— Мама! Мама! —Ползая среди раненых и убитых.Кто дал право на головы крохамСбрасывать бомбы тысячекилограммовые?Какими векселями оплатят кровь они,Пролитую на землях Вьетнама?Мы не можем сказать: — Пусть себе! Спишется!Все равно, мол, не победить.Нет! Те, кто дышит, кому еще дышится,Мира хотят, любить хотят и спокойно жить!Они думали: ужасом схватят за горло,На землю кинут в джунгли ребристые...А вышло: самих страхом расперлоВ их городах с мостовыми чистыми,С их аллеями, парками, стритами,Маленькими и большими Бродвеями,Куда в гробах оцинкованных убитыеЛетят, в черную пыль развеянные.Свет гаснет.
Открывается занавес. На сцене — квартира Брайенов в Лос-Анджелесе. Стена, на которой в черной рамке висит портрет Дэвида. В стороне от портрета на стене — боксерские перчатки, на другой стороне — два скрещенных весла. Через черные шторы бьют яркие солнечные лучи. Около портрета в трауре скорбно стоит Элизабет Брайен. Доносится ультрасовременная американская музыка, тихо и глухо, но ее слышно. Мелодия эта будет звучать все время, врываясь, как черная буря, в дом скорби и печали.
Входит Роберт. Останавливается.
Роберт. Мама. Мама.
Элизабет не оборачивается.
Мама.
Элизабет поднимает голову. Оглядывается, прикладывает палец к губам.
Мама.
Звучит мелодия. Элизабет плачет.
(Подходит к ней.) Мама, мама... Не надо... Что же теперь сделаешь? Что теперь сделаешь? Не надо плакать.
Элизабет. Я не плачу.
Роберт. Ты плачешь, мама... Ты все время плачешь.
Элизабет. Я ничего не могу с собой сделать. Ничего...
Роберт. Надо собраться с силами... Жизнь продолжается.
Элизабет. Я устала жить... Я не могу больше так жить... Я не хочу так жить!
Роберт. Мама, мама! Я все бросил. Вылетел первым самолетом, чтобы успеть к похоронам.
Элизабет. Какие похороны?! От него ничего не осталось, ничего, даже пепла... Он кремирован, как ангел, в чужом небе.
Роберт. Зачем он там оказался?
Элизабет. Он не один в этом небе. (Плачет.)
Роберт. Не надо, мама, не надо...
Элизабет. Я не плачу.
Входит Луиза. Роберт и Элизабет замолкают. Луиза подходит к портрету. Осторожно гладит боксерские перчатки, весла...
Роберт. Луиза.
Луиза, не обращая внимания на Элизабет и Роберта, уходит.
Почему Луиза все время молчит?
Элизабет. Она все время молчит... Все время молчит...
Роберт. Она здорова?
Элизабет. А разве есть на земле здоровые люди?
Роберт. Конечно, есть.
Элизабет. Где они? Покажи их мне.
Роберт. Они всюду, мама, и в нашей стране и в других странах. Они всюду...
Элизабет. Я не вижу их, давно не вижу. Я забыла, как они выглядят.