Страх и отчаяние подгоняли его, заставляя бежать всё быстрее, забыв о боли в ноге, о тошноте и сухости во рту, о смертельной усталости. Он знал, что выход из лабиринта рядом и жаждал поскорее избавиться от этого кошмара.
Остановился он только тогда, когда зажатый в руке факел выхватил из темноты большую металлическую дверь. До неё оставалось не более десяти шагов. Максим даже зажмурился и отчаянно тряхнул головой. Но когда вновь раскрыл зудевшие воспалённые глаза, дверь всё так же чётко поблёскивала в свете оранжево-зеленого пламени.
С отчаянным криком он бросился вперёд. Да, теперь Максим верил в спасение, ибо оно было так близко, ещё чуть-чуть, и уже будет осязаемо. Он не думал ни о чём, ни о тех ужасах и страданиях, что довелось ему претерпеть в последние сутки, ни о голоде и жуткой головной боли, ни о ссадинах и ушибах. Все его мысли, всё его сознание единым мощным лучом устремились в одну лишь точку, туда, вперёд, где возник из вечной темноты спасительный выход.
Нога запнулась обо что-то твёрдое, Максим даже не успел разглядеть, что это. Резкая боль в голени, и вот он уже летит кубарем, выронив факел и карту.
Воя от боли, Максим на четвереньках подполз к двери и упёрся в нее обеими руками, но… она не поддалась. Максим замер в нерешительности, пытаясь сообразить, что здесь не так, пока наконец не догадался, что дверь должна открываться вовнутрь. Однако ручки на двери не оказалось. Что-то ему это ужасно напоминало. Он ощупал дверь и попробовал уцепиться пальцами за край, но из этого ничего не вышло.
– Что за ерунда? – прошептал Максим.
И тут взгляд его наткнулся на знакомый символ – свёрнутую в кольцо стрелку, а чуть выше кровавым багрянцем проступало на сером фоне слово «вход».
– Не может быть! – вскричал Максим.
Он бросился обратно в лабиринт и отыскал обронённую карту. У него дрожали руки, никак не получалось раскрыть «шахматную доску». Наконец ему это удалось. Всё правильно, никаких сомнений, он пришёл в то самое место, которое на карте обозначалось как конец пути, и оловянная фигурка была как раз там, у выхода.
– Ну, что же ты, зараза? – крикнул Максим, обращаясь к карте, и… обомлел.
Нет, с картой было всё в порядке, и оловянный человечек никуда не делся. Только теперь он стоял, повернувшись лицом к лабиринтику, а за спиной у него чётко и неотступно поблёскивали четыре маленькие буковки: «вход».
«Ты же ни на что не способен, ты никогда ничего не добьешься. Ходишь по кругу. За что бы ни взялся, всегда приходишь туда же, откуда начал».
– Нет! – закричал Максим. – Неправда!..
Измождённый небритый человек, держа дрожащей рукой догорающий факел, подполз к металлической двери. Потрескавшиеся губы что-то шептали. Грязные пальцы поскребли чёрными ногтями по холодному металлу. Рука потянулась выше, словно стараясь что-то нащупать, и остановилась возле багровой надписи, буквы которой слегка проступали на гладкой поверхности. Болезненный взгляд красных глаз с трудом раздвинул опухшие веки и устремился туда, где замерла рука.
Протяжный, отчаянный вой, переходящий в рыдания, ещё долго разносился по лабиринту…
Москва, 2009