Лабиринт

И я смотрю, со стоном выгибаясь под ним, подаваясь бедрами навстречу неумело и невпопад.

— Бляяяя****ь… ты с ума меня сводишь, маленькая.

Он двигается резче, набирая темп, а я сама не понимаю, как впиваюсь ногтями в его спину, как лихорадочно ерошу его волосы и трусь грудью о его грудь. То наслаждение… оно где-то рядом… но мне слишком непривычно, чтобы окунуться в него. Так сильно чувствую его в себе… не больно… но очень сильно.

— Вот теперь моя… чувствуешь? Как я делаю тебя своей… как я тебя…

Он сбивается, двигаясь быстрее стискивая челюсти и продолжая удерживать мой взгляд. Весь мокрый, пот стекает по вискам и скулам влажными дорожками, по сильной груди. И я понимаю, насколько Макс сдерживается. Этот контроль под моими пальцами перекатывается напряженными мышцами, и я с наслаждением сминаю его кожу ладонями, скользя по мокрому телу, по спине, притягивая к себе, ища его губы и выдыхая в них:

— Очень… чувствую тебя. Очень сильно. Очень глубоко. Тебя во мне.

— Твою ж мать… — и этот контроль… он потерял его, закрывая глаза и сжимая челюсти… а я не могла оторвать взгляд от его лица, от болезненной гримасы наслаждения, когда он со стоном, резко, вышел из меня и вошел еще глубже, содрогаясь всем телом, запрокидывая голову назад, впиваясь в мои бедра пальцами и двигаясь так быстро, что у меня дух захватило. Пока не рухнул на меня, зарываясь лицом в мои влажные волосы, ослабляя хватку на моих бедрах, переворачиваясь на спину и увлекая меня на себя. В тишине слышно его дыхание, рваное, тяжелое, и я прижимаюсь щекой к его груди, закрывая глаза.

Да, вот теперь я его. По-настоящему. Только мне почему-то кажется, что он еще далеко не мой, и станет ли когда-нибудь моим… я не знаю.

ГЛАВА 18. Андрей

Дворники усиленно растирали капли по лобовому стеклу, едва справляясь с потоками дождевой воды. Свет фар прорезал темноту, которая плотным облаком поглотила окружающий мир. Говорят, самая кромешная темень наступает перед рассветом, посмотрим, повезет ли нам и в этот раз. Тьма может как помочь нам спрятать то, что мы хотим скрыть, так и поглотить то, что позволит различить истину.

Еще раз посмотрел на часы, сильнее вдавливая педаль газа. Быстрее. Нужно гнать быстрее. От напряжения стучало в висках, а голову словно сдавило тисками. До навязчивой тошноты, когда нервы напряжены до предела, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Твою мать, Макс, какого хрена ты туда поехал? Один, бл***. Как будто это очередная разборка в ночном клубе. Да, я злился, я был вне себя от ярости, потому что знал, в какие игры играет этот больной на всю голову ублюдок Ахмед, и это не то место, где стоит корчить из себя героя. Я не сомневался в хватке Макса, я знаю, на что способен любой из нас, когда в кожу впиваются клыки опасности. Но это, бл***, ни в какие ворота не лезет.

Секундная стрелка вертелась в бешеном темпе, только дорога все не заканчивалась, как будто я ехал по какому-то чертовому замкнутому кругу. Хуже всего — неизвестность. Я не знал, что ждет меня в пункте назначения, и, едва сдерживая бурлящие внутри волны ярости, я просто заставил себя сосредоточиться на дороге. Главное — доехать и увидеть, что этот псих живой там еще. Понимал, что под этой злостью скрывается обычное волнение и мысль, словно бьющая набатом: только бы успеть. Чертыхнулся, когда увидел, что трасса перекрыта. Только этого не хватало. Впереди — несколько протараненных и разбитых машин, куча полицейских, скорая. А рядом — две пропитавшиеся кровью простыни. Пройдет всего несколько часов, и по тем, кого они прикрывали, будут скорбеть, лить слезы, причитать и пить успокоительное. Остальных жертв вытащить пока не удалось, и, судя по всему, там тела придется собирать по кускам. Возникшая перед глазами картина отозвалась противным холодком, который пробежал вдоль позвоночника. Никогда не был суеверным, но в такие моменты четко осознаешь: наша жизнь ничего не стоит. И никто мне не даст гарантию, что, приехав на гребаную ахмедовскую дачу, я не заберу вместо брата вот такой вот сверток.

Людям кажется, что зло — далеко, оно может произойти с кем угодно, но не с ними, и забывают, что здесь не бывает избранных. Верующие склоняют голову и парализуют свою волю, боясь бога, который, по их мнению — везде, а на самом деле его место на земле заняла смерть. Верная слуга, посланница, приносящая ему очередные головы смертных в подоле.

Придется объезжать. Твою мать. Как все это не кстати. Я теряю по меньшей мере еще минут сорок. Стукнул руками по рулю и, зажмуривая глаза от яркого света фар, повернулся к автомобилю с охраной, которая тут же растолкала стоящие рядом машины, освобождая место для разворота. Долбаная беспомощность, когда чувствуешь, что не можешь ничего сделать. Ничего. Абсолютно. Просто, сжав зубы, принять ситуацию и двигаться вперед. Она давит, сковывает, выстраивает перед глазами кровавые картинки, которые выдает мозг, словно кадры из фильма ужасов. Что там сейчас происходит? Во что ты там вляпался, Макс, бл***? Я клянусь, я сам тебя убью, когда найду.