Елена Анатольевна, ну какой такой военный коммунизм в 1923 году, если уже два года как НЭП идет?! Вы с какой полки головкой вниз упали? И чего там стоит в стране в 1923 году вверх дном и кому еще непонятно, какая власть формируется? Уже третий год как нашествие Антанты отбили, уже год как СССР образован, а Прудникова все никак не может понять – какая власть в стране формируется. Сформирована уже власть. Нормальная. Большевистская. Начался этап мирного строительства в стране. Самое время делать карьеры.
Подарите кто-нибудь Елене Анатольевне нормальный школьный учебник по новейшей истории России. А то так и проживет в звании историка-публициста, азбуки не зная…
Но если вы думаете, что среди гомо сапиенсов блондинки – самые глупые существа, то я должен вас разочаровать.
Я сейчас про Юрия Игнатьевича Мухина. Еще один сбрендивший на Берии. Он то заявление-автобиографию Лаврентия Павловича, куски из которого я цитировал, в своей книге «Убийство Сталина и Берии» привел полностью, предварив его такими словами: «Лаврентию Берия на момент написания этого документа было всего 24 года. Но он уже (по занимаемой должности) был не менее чем генерал-лейтенант (генеральские звания ввели в СССР в конце 30-х). И он просит. То, что он просит, ему настолько нужно, что он пишет не просто заявление, а всю свою биографию, чтобы показать, насколько он хороший и заслуженный. Он всеми силами старается убедить того, кого он просит, чтобы ему обязательно предоставили просимое».
Назвать должность заместителя председателя ЧК Грузии генеральской, конечно, можно. Но в 1923 году чекистам для генеральского форсу не только лампасов на кожаных штанах не хватало. Юрий Игнатьевич, который старательно из своего героя лепил альтруиста-созидателя, сделал из заявления-автобиографии такой вывод: «Как видите, Берия ни в грош не ценил свою генеральскую должность, плевать хотел на «государственные перспективы», которые открывались перед ним, совсем еще молодым человеком. Он хотел учиться! Он хотел стать студентом, а затем инженером-строителем. Не нужна была ему власть, он был творцом, он хотел строить и любоваться творениями своих рук».
Вот что правда, то правда, при Ф.Э. Дзержинском и еще очень долго после него «генеральские должности» в ЧК ценились настолько мало, что туда народ шел по приказу партии. В это сейчас даже почти невозможно поверить, но были времена, когда в самую главную спецслужбу государства народ категорически не хотел идти добровольно и туда направлялись коммунисты по путевкам. Вот оттуда, кстати, довольно приличный процент еврейства среди чекистов. Не потому, что они были самыми лучшими коммунистами. А потому, что большинство русских коммунистов были из рабочих. И эти коммунисты-рабочие могли отмазаться от командирования в ЧК тем, что они на заводе нужны. А еврею-коммунисту отмазаться было невозможно. Среди евреев-коммунистов рабочих было мало.
А служба в ЧК в материальном плане была незавидной. Кожанку на складе еще могли выдать и наган с кобурой. Но оклады – мизерные, пайки – не выше рабочего. Особняков и дач генеральских не полагалось. Штат сотрудников – маленький, а контрреволюции – полно было, поэтому работали сутками без выходных. Плюс – бандитские пули. В воспоминаниях знаменитого полярника Папанина есть интересный момент. Папанин был комендантом Крымской ЧК, они выявили у себя двух коллег, которые присвоили часть реквизированного барахла. Своих шлепнули из маузеров безжалостно.
Так что те, кто имел такую возможность… Черт! Да Юрий Игнатьевич тоже, как и Прудникова, «забыл», что в 1923 году, когда Берия писал заявление, на дворе в полном разгаре был НЭП, восстанавливалась промышленность, нужны были специалисты и советская власть им платила высоченные оклады. Улавливаете это? Понимаете, почему чекист с «генеральской» должности рвался бросить карьеру и идти в студенты? Нет, я не утверждаю. Но если человек в качестве революционного подвига приводит избрание его нелегальным старостой класса, то поневоле начинаешь внимательней вчитываться в строки автобиографии.
«В июне 1917 г. я в качестве техника-практиканта поступил в гидротехническую организацию армии румынского фронта и выезжаю с последней в Одессу, оттуда в Румынию, где работаю в лесном отряде села Негуляшты. Одновременно являюсь выборным от рабочих и солдат председателем отрядного комитета и делегатом от отряда, часто бываю на районных съездах представителей районов в Пашкани (Румыния). На этой работе я остаюсь до конца 1917 г. и в начале 1918 г., по приезде в Баку, продолжаю усиленным темпом работу в техническом училище, быстро наверстывая пропущенное».