Когда умерла ее сестра, Пелагея Ильинишна приехала из Казани. Старший брат, Николаи Николаевич, который уже был в то время студентом 1-го курса и не перешел на второй, обратился к тетеньке с словами: «Ne nous abandonnez pas, ch`ere tante, il ne nous reste que vous au monde»[10]. Она прослезилась и задалась мыслью «se sacrifier»[11]. Что она под этим подразумевала, не знаю. Только она сейчас же стала собираться в Казань и для этого вперед заказала барки, которые потом нагрузила всем, что только можно было вывезти из Ясной Поляны. Дворню тоже всю повезли: столяров, портных, слесарей, поваров, обойщиков и пр. В Казани заняли два дома, и все это почему-то тогда считалось нужным.
Льву Николаевичу в то время было 12 лет. Это было в 1840-м году[12], который был голодным годом. Летом, живши в Ясной Поляне, все мальчики имели своих лошадок. У Льва Николаевича была тоже своя, вороненькая лошадка. По случаю голода детским лошадям овса не давали, и они бегали в поле, в шапках приносили чей-то овес и сами кормили своих лошадей. И в голову им не приходило, что это овес какого-нибудь бедного мужи ка, так сильно было в то время чувство собственности. В многочисленных экипажах, каретах потянулось все семейство осенью из Тулы в Казань. В карете ехали меньшие с тетенькой Пелагеей Ильинишной. Дорогой шла целая жизнь. Останавливались иногда в поле, в лесу, собирали грибы, купались, гуляли. Большое горе было при расставании с тетенькой Татьяной Александровной, которая была в недружелюбных отношениях с Пелагеей Ильинишной и уехала к своей сестре графине Елизавете Александровне Толстой в село Покровское. Неприязнь Татьяны Александровны и Пелагеи Ильинишны происходила оттого, что муж Пелагеи Ильинишны в молодости был влюблен в Татьяну Александровну и делал ей предложение, но она ему отказала. Пелагея Ильинишна никогда не простила Татьяне Александровне любовь ее мужа к ней и за это ее ненавидела, хотя на вид у них были самые фальшиво сладкие отношения.
Пять лет прожили Толстые в Казани. Каждое лето все семейство, сопровождаемое Пелагеей Ильинишной, отправлялось в Ясную Поляну. Барки нагружались вещами и прислугой и тянулись по Волге, семейство же путешествовало в экипажах. Каждую осень все возвращались в Казань, где все четыре брата вступили в университет[13]. По собственному своему желанию вдруг Лев Николаевич решил, что он поступит на факультет восточных языков, и, не слушая никого, привел в исполнение свое решение, но не выдержал больше года и перешел на юридический факультет[14]. Учился он плохо, всегда ему было трудно всякое навязанное другими образование, и всему, чему он в жизни выучился, он выучился сам, вдруг быстро, усиленным трудом.
Студенческая жизнь Льва Николаевича мало представляет интересного. Рассказывал он мне на мои вопросы о том, писал ли он тогда что-нибудь, что раз он почему-то много думал о том, что такое симметрия, и написал сам на это философскую статью в виде рассуждения[15]. Статья эта лежала на столе, когда в комнату вошел товарищ братьев Шувалов с бутылками во всех карманах, собираясь пить. Он случайно увидел на столе эту статью и прочел ее. Его заинтересовала эта статья, и он спросил, откуда Лев Николаевич ее списал. Л. Н. робко ответил, что он ее сам сочинил. Шувалов рассмеялся и сказал, что это он врет, что не может этого быть, слишком ему показалось глубоко и умно для такого юноши. Так и не поверил и с тем и ушел.
На юридическом факультете пробыл Л. Н. менее двух лет. Братья, кончивши курс, уехали из Казани; пришло время им всем делиться. Оставшись один в университете, Лев Николаевич стал усердно готовиться к экзаменам 2-го курса, но тут он увлекся философией и решил, что учиться незачем. Философией стал он заниматься вот каким путем.
Был в Казанском университете молодой профессор Мейер: он обратил особенное внимание и заметил Льва Николаевича. Через студента Пекарского он велел передать студентам и в особенности Льву Николаевичу, чтобы кто-нибудь взял на себя труд написать сравнение наказа Екатерины[16] с «Esprit des lois» Montesquieu[17]. С горячностью взялся за это дело Лев Николаевич и начал изучать Montesquieu, потом философию юридическую, потом философию вообще и бросил учиться; а с свойственной ему горячностью и увлечением весь отдался философии. Приехав в Ясную Поляну, он и сам вообразил себя Диогеном. Сшил себе длинный халат из грубой материи, который не снимал никогда, вел более суровый образ жизни и изучал философов.
Та философия, которую он тогда изложил в записках и дневниках, с некоторыми изменениями, но в сущности своей осталась та же и на всю его жизнь.
Праздно и бестолково прожил он следующие годы. Молодость, свобода увлекли его в праздность, игру и рассеянную жизнь. Но, живши в деревне, не одни развлечения занимали его. Он взял к себе немца учителя музыки и тут сам своей охотой выучился музыке, которую любил всегда, и занимался ею до старости.