— О, — Мадж расцвел в короткой и желтозубой улыбке. — Жричка — эт хорошо. Но ты наверно ни черта не знаешь. Да и ладно. Желания залезть в это дерьмо мне будет достаточно. Этот не жилец. Башку ему пробили знатно, до утра не дотянет. Лезь в землянку и буди всех остальных коновалов, ночка была тяжёлая у нас, да эта ещё тяжёлее будет. Воды натаскай и жратвы принеси, пока время есть.
— Нет, — коротко ответила она.
— Нет? — Мадж удивился и смутился, он явно не привык, что ему перечат.
— Я обучена хирургии в достаточной мере, чтобы латать раненых. И этот ещё поживёт, когда я с ним закончу и сброшу давление крови с черепа.
— Ха, — улыбка Маджа стала шире. — Умная значит? А этот дураком останется, даже если выживет. Ну… ладно. Лечи, коли обучена. Да прибудет с тобой Госпожа. И с твоими пациентами в большей мере. Мне забот и без тебя хватит. Пойду будить своих.
Мадж поднялся на ноги, икнул, снова уничижительно посмотрел на Кальдура, и полез в дыру из которой появился. Анижа склонилась над раненым, смочила тряпку в миске с водой, протёрла ему лоб, осмотрела рану и повернулась к Кальдур.
— Принеси мою сумку, Дур, — твёрдо сказала она. — И фляги, что мы спустили. С той самой водой.
— Мы вообще-то их для себя собирали, — попытался возразить Кальдур. — Могут ещё понадобиться. Тебя только ей и спасло… А нам ещё от наиров чёрти пойми что прилететь может. Или от гигантов тех. Надо оставить.
— Тогда принеси только одну, что брали для меня! Три оставьте себе и хоть усритесь с них.
— Ладно-ладно, — Кальдур примиряющее поднял руки, он в первый раз услышал от неё по-настоящему грубое слово. — Принесу две. Две оставлю. Честно?
— Честно, — процедила Анижа. — Иди уже. Тут люди помирают, пока мы языками мелим.
***
Темнело.
Крики раненых практически прекратились. Кто-то провалился в сон, кому-то помогли вином или чем покрепче. А кто-то уже не мог кричать.
Кальдур перестал быть полезен после того, как всех, кому нужна была помощь, разместили в полевом госпитале или его окрестностях. Держать раненых и таскать им воду, еду и всё необходимое, начали помогать легкораненые и совсем юные мальчишки, привязавшиеся к лагерю, которых отправлять в бой было ещё слишком рано.
Он прошелся по лагерю, вышел за его пределы, оценил позиции, и пришёл к выводу, что он охраняется неплохо и большой отряд к нему просто не выйдет незамеченным. Госпиталь ему слабым местом так же не показался — многие легкораненые не расстались с оружием и доспехами, и теперь, после своей неудачи на поле боя, бдительности не теряли и не собирались так просто и глупо расставаться с жизнью.
Доспех его не чувствовал ни врагов, ни бледных, ничего ужасного на горизонте.
Он послонялся ещё немного по округе, поискал Розари и Дукана, не нашёл, и вернулся к приютившему их шатру Вокима. Там было пусто, стража узнала его, пропустила, но несколько раз захаживала и смотрела, чем он занимается и не вредитель ли он. Кальдур не смог найти себе занятия. Даже какой-то юркий пацанёнок не пожелал видеть его в помощниках в порученном вопросе приготовления пищи для обитателей командирских костров.
Исполняя приказ Вокима, несколько недовольных солдат принесли ему и кинули под ноги, грубо стёсанные палки, моток верёвки и кусок сложенной ткани. Час или два времени Кальдур убил на изготовление из этого набора двух небольших палаток. Стража поглядывала на него как на олуха первое время, но когда его руки вспомнили походные деньки и мастерство изготовления подобных укрытий, улыбки с их лиц стёрлись.
Пацанёнок тем временем смог в одного изготовить ещё один здоровенный котёл с варевом, весь изнылся и издергался от голода, не решаясь зачерпнуть себе до появления командира. Воким задерживался и мог вернуться только под утро — объезжал позиции и соседние деревни. Тёплая улыбка Кальдура и отвернувшаяся охрана, склонили пацанёнка на сторону зла, он зачерпнул себе миску и с быстротой крысы скрылся с добычей в тёмном углу.
Кальдур не стесняясь охраны, и на правах дорого гостях спокойно откушал в одного, вылизал миску и ложку до чиста, несколько раз причмокнул и облизал губы, показывая зрителям, что еда была более чем не дурной. Закончив, он откопал, примеченный в свалке вещей Вокима, горшочек, зачерпнул оттуда варево и отнёс стражникам. Кальдур справедливо решил, что в лагере не может быть столько командиров, чтобы за каждый присест опустошать такую внушительную посудину. А значит, от него должен кормиться кто-то ещё. Например, охрана, которая не может покинуть пост и отправиться на поиски подножного корма. И которую Кальдур бы кормил очень хорошо, чтобы она была довольно своим местом, держалась за него и несла свою службу образцово.
Суровые воители оценили его жест благодарными улыбкаи и расслабленными кивками. Он так же принёс им хлеба и воды, чем окончательно растопил сердца. У Вокима ещё были залежи вина в бурдяках, но их брать Кальдур не посмел — тут уже могло дойти до скандала. Если страже и полагалась такая пайка, то только после дозора.