Кыш и Четыре дома

– Вот, Неть-батюшка, твоя долюшка. Ты мне помог, и я в долгу у тебя не останусь. Если буду опять в беде, ты, уж, пожалуйста, не отвернись от меня, горемычного, – с этими словами Кыш разжал руки, и корзина с тихим плеском опустилась в воду.

Кыш еще некоторое время полежал на мостках, наблюдая как корзина потихоньку уплывает от него все дальше и дальше.  Мальчику было немного тревожно – что ждет его впереди? Какие еще беды и горести поджидают? А если не заглядывать слишком далеко, то найдет ли он, что ему есть и где спать сегодня?.. Вдруг среди невеселых мыслей мальчика мелькнуло доброе лицо Эдны приговаривающей «будет вечер – будет и ужин».  «И, правда», – подумал мальчик, – «Чего это я? Доживем – увидим…» Мальчик легко вскочил и быстро перейдя через мостки, снова принял влево, чтобы сойти со столичного тракта.

Как только он вернулся в лес, совсем рядом раздалось пение молотянки. Эта маленькая птичка, с совершенно непримечательной внешностью, умела так весело и задорно выводить трели, что Кыш счел ее радостное чириканье благоприятным знаком и еще больше ободрился. Конечно, он всего лишь несчастный сирота без роду (зато с родовым проклятьем!), но сейчас солнце ярко светит, желудок полон, а легкая и красивая песня молотянки отвлекает от худых мыслей. Кыш почувствовал, что его жизнь потихонечку налаживается.

Глава 4. Встреча.

К вечеру приятные ощущения, конечно, несколько поблекли. Кыш давно чувствовал себя уставшим и голодным. Последнее было очередной раз подтверждено недовольным бурчанием живота.

– Ну, хватит уже! – рассердился Кыш, – Урчи не урчи, а кормить тебя мне пока нечем.

Но на всякий случай начал внимательнее оглядываться по сторонам – вдруг опять попадется белоника? Днем мальчику встретились пару полянок, щедро усыпанных сладковатой белой ягодой, и он немного подкрепился. "Хорошо бы, конечно, найти рыжуху", размечтался Кыш. Паренек любил ее толстые сочные и сытные стручки, но, для нее еще явно было рановато. Вот если бы он сбежал луну или полтора спустя, то, конечно, в лесу было бы полным-полно рыжухи, ну а сейчас чего нет – того нет. Белоники, кстати, тоже больше было не видно. Кыш оглянулся и отметил, что, похоже, лес стал гуще, значит, эти места более сырые и тёмные, а белоника, сладкое дитя солнца, не любит мрачные подлески..

Кыш вспомнил, как однажды кто-то пришлый рассказывал княжьей дворне о целебной заморской лечёбе – когда больному надлежало как-можно дольше воздерживаться от еды. Будто таким способом можно было вылечить все – и огневуху, и полоскуху, и пятнистую потницу, и, кажется, даже страшную зеленцовую хворь. Только вот голодать в борьбе с последней надо было долго. Дней так сорок. Кыш тогда, даром, что был совсем еще мал, и то про себя посмеялся: «Ага! Как же сорок дней! И так, и так помрешь – не от зеленцовки, так от голода!»

Но сейчас мальчик был рад любой возможности отвлечься от сосущего чувства голода, поэтому принялся, в надежде уговорить пустой живот, рассуждать в слух о том, какая прекрасная возможность выпала ему сегодня:

– Ну, посуди, вдруг я вчера заразился огневухой или, положим, почесухой, и сам про это еще не знаю? – в этот момент ему внезапно стало горячо и страшно захотелось почесаться, но Кыш продолжил и странные ощущения вроде бы пропали, – Был бы дома, уже небось бы валялся на сеновале в бреду… А так вот иду себе как ни в чем небывало… Хорошо, кстати, иду! – обнадежил себя Кыш, – Поди уже треть-то точно прошел!

Меж тем день все очевиднее клонился к вечеру. Лучи низкого солнца еще проникали через листву, но становились все мягче и тоньше, распыляясь в воздухе над дорогой золотой дымкой. Гомон дневных птиц тоже потихоньку становился тише – многие из них возвращались к своим гнездам, чтобы приготовится к наступающей ночи.

Солнце почти уже скрылось и идти стало не так приятно… Сгущающиеся сумерки делали дорогу менее видимой, Кыш пару раз даже споткнулся о корни. Где-то начала ухать ночная глазунья (крупная, судя по звуку) и в лесу как-то сразу стало мрачно и неуютно.

Если днем Кышу казалось, что он может идти хоть всю ночь на пролет, то сейчас мальчик уже не был в этом уверен. Следовало срочно подумать о ночлеге. Кыш не особо надеялся на свои навыки выживания в дикой природе – честно сказать, так близко эту самую дикую природу, до этого дня он даже не видел. Конечно, когда наступало время сбора ягод, стручков или грибней, то многие из дворни, в первую очередь, дети и молодежь, отправлялись в княжьи леса, но Кыша туда брали редко – считали, что с ним или сбор не задастся, или все собранное, по возвращению на двор, окажется поражено лесной плесневкой или безнадежно попорчено синим слизнем. А тогда ни сладких наливок, ни варений, ни солений на зиму не будет ни у князя, ни у его холопов! Конечно, мальчик бывал в лесу – поэтому знал и лесных духов, и зверье, умел отличить съедобные растения от ложных или ядовитых, – но вот так, чтобы с ночевкой – такого, конечно, никогда не было. Поэтому, чем темнее становилось, тем менее уверенно он себя чувствовал.