"Странно", - думал я, сбегая по лестнице, - "очень странно. По идее, на городском этапе задачи должны быть сложнее, чем на районной, а они дались мне легче. Результат тренировки? Хорошо бы. Но через две недели все равно придется попотеть. Ой вей, настоящий устный тур! Первый предметный разговор с математиками", - и я заранее взопрел, ощутив себя презренным самозванцем, покусившимся на святое. - "А ведь могут и валить... Явился неизвестно кто непонятно откуда, и теперь из команды надо выкинуть хорошо известного ее члена. Готовься, Дюха..."
Лестница в очередной раз извернулась, подстелив мне под ноги последний свой пролет. Ниже открылся малолюдный факультетский вестибюль с высокими окнами-арками и темным сводчатым спуском в подвал.
Через пару минут, удовлетворенно насвистывая тему из "Крестного отца", я поднимался из гардероба. В вестибюле все было по-старому: тот же неяркий уличный свет сочился сквозь окна, и маялись в ожидании своих чад все те же мамаши. Появилось лишь одно новшество - узнаваемый полупрофиль у подоконника напротив.
"Фольк!" - узнавание пришло тугим нокаутирующим ударом, - "Синтиция Фольк!"
Я замер на ступени с приподнятой ногой. Негромкий мой свист прервался на полуноте. Каким-то чудом это не привлекло внимания оперативницы ЦРУ.
"А ведь могло бы", - запаниковал я, медленно-медленно отступая вниз, переползая из света в полумрак.
Спустившись на пяток ступеней вниз, я смог уже более спокойно рассмотреть свою оппонентку. Синтиция стояла, словно сеттер в стойке: вроде и неподвижно, но при этом вся будто утробно вибрируя от переполняющей ее охотничьей страсти. Пристальный взгляда ее был прикован к лестнице, что вела наверх, к аудиториям. Казалось, оперативница даже не моргала. Правая рука ее покоилась в кармане пальто.
"Готова к оперативной съемке", - предположил я, - "объектив, наверное, в пуговице. Но твою ж мать! Откуда? Как?! И, главное, стояла ли она здесь, когда я спускался по лестнице?"
Я зажмурился, припоминая события трехминутной давности.
"Нет, не было..." - решил в итоге, - "в туалет, что ли, отходила? Или пришла строго за час до окончания тура? Тогда меня спасла скорость решения задач..."
На цыпочках, чуть дыша, словно это как-то могло мне помочь, я ускользнул в подвал и забился поглубже в гардероб, и укрылся за вешалками, плотно обвешанными пальто и куртками.
"Буду ждать основной массы и выходить с ними", - решил я, глядя на часы.
Низкий сводчатый потолок давил, глухой подвал ощущался ловушкой. Я с силой сжал ладонями виски, словно пытаясь удержать грохочущие в голове мысли:
"Как?! Ну, вот как они выходят на меня?! Что КГБ с иероглифами, что подкат того "губастого" к Гагарину, что эта проныра Фолк... Это не может быть случайностью - я где-то прокалываюсь. Но, мать его, где?!"
Я тупо уставился в кирпичную кладку над головой.
"Не по-ни-маю"... - я помотал головой, пытаясь прийти в себя, - "ничегошеньки не понимаю. Ну, хорошо... Пусть с иероглифами у КГБ была утечку из Лэнгли. Может такое быть. Есть там наши сейчас... Предположим так, иначе вообще не сходится. "Губастый" и Гагарин - интерес к ракетам. Слабое предположение, но допустим. Но Фолк на городской олимпиаде по математике!! Откель?! Я что, уже давно "под колпаком" у Комитета, и мои характеристики утекли в ЦРУ?"
Я обессиленно откинулся к прохладной стене.
"Сколько я ни проверялся - наблюдения не заметил. Конечно, это ни о чем не говорит... Если работают профессионалы высокого уровня, а по мне будут работать только такие, то я ничего не замечу при всем своем старании. В таком случае у них будет директива: "можно упустить, лишь бы не дать себя заметить". Да, может быть, весь мой район уже утыкан камерами наблюдения..."
Я протяжно выдохнул сквозь сжатые зубы и помотал головой.
"Нет, так можно с ума сойти. Я должен точно установить, "под колпаком" я или нет. И есть только один надежный способ это проверить: выезд за границу. Если выпустят - то еще хожу на свободе, если же вдруг невыездной, и не важно под каким соусом - то уже на поводке. Значит, мне обязательно надо на олимпиаду в Лондон, еще сильнее, чем раньше. Теперь - просто ультимативно надо. Это будет момент истины".
После этого решения мне чуть-чуть полегчало, точь-в-точь как десятком минут ранее на последней задаче. Я потрясенно покачал головой - как же все не просто с этой моей миссией... И не сам ли я в этом виноват?
Понедельник 13 марта 1978, ранее утро
Ленинград, Измайловский проспект.
Бывает так, что приснится гениальная мысль, а очнешься и не поймать ее - развеивается дымом, расходится в прозрачном утреннем свете и вот уж нет ее. А если ненароком все же изловчишься, схватишь покрепче да рассмотришь, то становится горько и противно: сон изреченный есть бред, нелепый и постыдный.
Но сегодня было иначе - меня словно толкнуло во сне, и я проснулся, холодея от ужасной догадки: