Квинт Лициний 2

– Вдруг повеяло холодом от любимой души… – немузыкально провыл я, умудрившись сфальшивить на каждой ноте.

«Не обида. Нет, точно не обида. И не как с чужим, было бы безразличие. Она боялась. Не меня, а нашей встречи. А, значит…» – моя мысль замерла, отказываясь делать еще один шаг вперед.

Кляня Тому, Ясю, себя и весь белый свет, схватил трубку.

– Алло? Ясь? Привет. Ну?!

– Что ну?! Баранки гну! – взорвалась вдруг обычно выдержанная Яся и резко замолкла.

Я тоже помолчал, потом уточнил:

– Что случилось? Можешь сказать-то?

Она чуть слышно вздохнула, и от наступившей после этого тишины у меня по спине промаршировали мурашки.

Я кашлянул и скорректировал позицию:

– Или намекнуть?

– А сам не понял?

– Лучше знать, чем подозревать. У реальности есть границы, а у воображения – нет. Я тут себе уже такого напридумывал…

– Лето у Томы прошло насыщенно, – сухо констатировала Яся, – под его конец она влюбилась. И не в тебя.

Мое сердце пропустило удар, а где-то под ложечкой поселился злой комок, такой, что, казалось, плюнь на пол и от дерева вверх потянется едкий дымок.

– Ей показалось… – сказал я неожиданно охрипшим голосом и, прокашлявшись, повторил, пытаясь убедить скорей себя, – ей показалось. Затменье сердца какое-то нашло.

Трубка с сочувствием промолчала.

Я собрался с силами и уточнил:

– Ленинградец?

– Нет. Местный, крымский.

– И… – я запнулся, формулируя, – и как далеко все зашло?

– Далеко, – подтвердила мои худшие опасения Яся, а затем уточнила, охотно закладывая подругу, – даже целовались.

Я смог кривовато усмехнуться, услышав в Яськином голосе легкую зависть.

Могло было быть и хуже, да, могло…

– Понятно… – протянул я.

Хотелось бы сказать, что задумался, но это было бы неправдой. Голова моя была бесподобно свободна от любых мыслей. Я бездумно парил над миром, связанный с ним лишь тоненьким телефонным шнуром. 

– Ну? Что делать-то будешь? – нетерпеливый голос Яси вырвал меня из этого по-своему сладостного состояния.

– Страдать и думать, – бросил я первое пришедшее в голову, – хотя… Все уже придумано до нас. Поэтому так: бороться, искать, найти и не сдаваться. Три четверти я уже сделал, неужели на последней четверти сломаюсь? Не… Не дождетесь!

– Молодец, – серьезно похвалила меня Яся, – борись. Я буду за тебя болеть.

– Болеть и немного подсуживать?

Яся хихикнула:

– Это ж неспортивно, как можно?

– Не можно, а нужно, – решительно сказал я, – всем нам нужно. И мне, и тебе, и, главное, Томе. Ты же ей настоящая подруга, да? Целоваться-то любой дурак может, а вот картошку посадить на даче… Да еще не на одной сотке… Вот где по-настоящему испытывается сила чувства!

Она засмеялась в голос:

– Да, семья чтит твой подвиг. Мы с Томкой вчера как раз картошку жарили с грибами, так мама Люба напомнила нам, кто ее по весне сажал.

– Вот! – от этого известия я немного воспрянул духом. – Ее тоже в судейскую бригаду надо включить, она дочке плохого не пожелает.

Мы еще немного вымученно пошутили, затем я закруглил разговор. Бросил в сердцах трубку и поморщился, сгоняя с лица походящую на оскал улыбку.

«О, боже… Ну почему?! Почему, несмотря на весь опыт, это опять так тяжело?! Как в первый раз», – эта мысль тяжело ворочалась в голове до самого вечера. И глубокой ночью, измученный злой бессонницей, я продолжал думать о том же, – «о женщина, порождение крокодила, имя тебе – коварство! Вроде как понарошку проскользнет в твою жизнь, как кошка мягким шагом сквозь чуть приоткрытую дверь, поначалу незаметная, как легкий утренний туман, и вот, не успеешь понять как, а она уже стала той частью мира, без которой эта реальность перестает существовать. Как им это удается?! Кто дал им такой злой талант? Зачем?! И мир уже не сладок, а ты – лишь жалкая муха, ворохающая опаленными крылами в паутине жизни…»

Глава 3

 Понедельник, 05 сентября 1977, утро

Ленинград, ул. Чернышевского.

День не задался с самого утра. Да что там день! Жизнь не задалась! Что по сравнению с этим предательски скисшее молоко и завтрак сухими хлопьями? Синти мрачно толкнула дверь консульства и, зайдя на территорию США, привычно огляделась. Увы, но пальм за ночь опять не появилось. Шепота теплого моря вдали – тоже. А ведь так хочется!

Она сто раз прокляла тот день, когда, выпучив глаза, побежала впереди собственного визга докладывать Фреду о странном иероглифе. Был бы ум – промолчала. Ну, не заметила я, имела право! И грелась бы сейчас на Тайване. Но нет, захотелось отличиться… И теперь эта подвисшая операция держит ее здесь как цепь каторжника. Дура, о боже, какая дура!

В коридоре столкнулась с новичками – сладкой парочкой недавно приехавших архивариусов. Вот понаберут же таких уродов в консульство! Отойдя, украдкой вытерла руку о юбку. Брезгует она такими. Да все тут брезгуют.