Каждый со своим багажом (то есть Норд с Зоей почти налегке, а биохимик с тяжеленным «конструктором») они сбежали вниз, где происходило столпотворение. Мужчины волокли какие-то тюки и свертки, женщины бегали и голосили, дети путались у взрослых под ногами. Старый цыган тащил раскрытый мешок, в который женщины бросали, снимая с себя, мониста из золотых монет.
– Зачем это они? – спросил доктор у Витька.
– По-нашему, бабе без монист нельзя. А по-ихнему, по-теперешнему, золотые монеты – валютная спекуляция. Прятать надо, чтоб начальники не нашли.
«Рено» рванулся, подняв тучу пыли, и укатил прочь из двора, куда вот-вот должны были нагрянуть «начальники». Витек гнал машину задворками, закоулками, мимо грязных фабрик, убогих домишек, через железнодорожные пути, через пустыри.
– Куда ехала? Куда нас возила? – строго спросил Сяо Линь с китайским акцентом, вспомнив, что он «пахан».
– В одно местечко, батя, – почтительно ответил Витек. – Там точно искать не будут. Отсидимся, а потом видно будет. Москва, она большая.
– Какая-такая местеська?
– «ЦыгЦИК».
– Сево твоя мне цык-цык говолила? Я тебе дам цык-цык!
Гальтон тоже удивился.
– Витя, ты что сказал?
– ЦыгЦик – это «Цыганский Центральный Исполнительный Комитет». Навроде цыганского наркомата.
Айзенкопф схватил шофера цепкими пальцами за плечо:
– Мальсик, твоя совсем ума теляль?
– Ты сам говорил, что легавые шмонают по всем цыганским местам Москвы? – спросил Норд. – Объясни.
Витек оскалился и подмигнул в зеркало.
– По всем да не по всем. В ЦыгЦИКе цыгане-коммунисты заседают, они тоже начальники. Им от советской власти полное доверие. Они нас, несознательных, к новой жизни приучают. Откуда, по-твоему, нам про облаву позвонили? Из ЦыгЦИКа.
– Ничего не понимаю. Они же коммунисты!
– Э, Котовский, цыган совсем коммунистом никогда не будет. Мы люди вольные, легкие, нас гвоздем к земле тыщу лет приколачивают, никак не приколотят. В ЦыгЦИКе сидят мужики головастые, их туда старики с баронами назначили. Советская власть большие деньги дает, чтоб цыгане перековались. Чтоб в артели шли, в колхозы. Указ Совнаркома есть, называется «О помощи трудовым цыганам». Ай, хороший указ! Кто согласный в колхоз идти, тыщу рублей дают. У нас почитай все согласные. ЦыгЦИК деньги выдаст, а потом ищи цыгана свищи. Еще можно на кооператив ссуду получить, тоже дело хорошее. Три цыганских треста затеяли: «Цыгхимпром», «Цыгхимлабор» и «Цыгпищепром». Большими деньгами люди ворочают…
Пока Витек рассказывал, как советская власть «перековывает» цыган, приобщая их к общественно полезному труду, машина въехала в город и понеслась по булыжной мостовой, обгоняя извозчиков и трамваи. Рабочий день был в разгаре.
Такси остановилось у малоприметного дома с вывеской «Цыганский Центральный Исполнительный Комитет».
– Приехали. Давай за мной!
Для официального учреждения внутри было что-то слишком тихо и пусто. Ни вахтера, ни курьеров. Не звучали голоса, не стучали пишущие машинки.
– Где сотрудники? – спросила Зоя, разглядывая транспарант с надписью «Цыгане всех стран, соединяйтесь!».
– Наши за столом сидеть не любят.
Они поднялись на второй этаж, пошли по коридору, куда выходили двери кабинетов.
Гальтон читал таблички: «Комиссия по борьбе с кочевьем», «Отдел по борьбе с гаданьем», «Редакция журнала „Романы зоря“. Особенно заинтересовала доктора стенная газета с интригующим заголовком «Ракитибе ваш ленинизмо ».
– Это в каком смысле? – поразился Гальтон.
– Газета-то? «Беседы о ленинизме». А журнал – «Цыганская заря».
Витек остановился у кожаной двери с солидной черно-золотой вывеской «Приемная тов. Председателя».
– Батя, к председателю ты пойдешь? Надо человеку уважение оказать. Он нам поможет.
Сяо Линь понимающе кивнул.
– Денезька нада давать?
Цыган улыбнулся:
– Само собой. Какое уважение без хорошего подарка.
Айзенкопф и Норд переглянулись.
– Он пойдет. Моя люський плёхо говоли.
В приемной тоже было пусто.
– Секретарша, наверно, обедать пошла, – не слишком удивился Витек. – Ничего. Вы двое тут посидите, а ты, Котовский, заходи. Я за тобой. … Заходи-заходи, у нас стучать не заведено.
Дверь в председательский кабинет была двойная, тоже обитая кожей. Чтоб ее открыть, пришлось толкнуть обе створки.
Гальтон вошел первым, Витек дышал ему в затылок.
Слава богу, хоть руководитель этого удивительного заведения оказался на месте. Сидел он, правда, не в кресле, как полагается большому начальнику, а на столе, да еще побалтывал ногой.
Это был наголо бритый мужчина в защитном френче, с орденом Красного Знамени на груди.
– Хау ду ю ду, мистер Норд, – поздоровался он. – Наше вам с кисточкой. Оп-ля!
По этой легкомысленной команде из-за распахнутых створок шагнули два молодца в штатском, крепко взяли Норда под руки и втащили внутрь. Дверь захлопнулась. Сзади в затылок доктору уткнулось дуло.
Голос Витька произнес у самого уха Гальтона:
– Стоять! Товарищ Октябрьский, у него за брючным ремнем «кольт». А в нагрудном кармане трубочка такая хитрая, иголками плюется.
Дежа вю