– …Итак, коллеги, меня пытались ликвидировать. Дважды, – сказал Норд в конце своего короткого, нарочито бесстрастного, но энергичного сообщения. – Почти наверняка это сделал кто-то из участников вчерашней экскурсии. Человек, который мог подстроить ловушку в грузовом отсеке, а потом, когда дело сорвалось, подсмотреть в клиентском журнале, на какое время я записался в японскую баню.
Его выслушали в напряженном молчании. Гальтон стоял к «коллегам» боком, делая вид, что смотрит через окно каюты на палубу. На самом же деле периферийным зрением (которое у доктора было отменным) внимательно следил за реакцией. Зоя выглядела взволнованной: кусала губы, хмурила брови. Неживое лицо Айзенкопфа чувств не выражало, но пальцы биохимика нервно сжимались и разжимались.
Самое время подбросить в костер еще хворосту.
– Укол банщице в шейную артерию выполнен очень профессионально. Работа медика, я уверен.
Вот здесь они переглянулись. Неужели все-таки действуют заодно?
– Перехожу к выводам. – Он обернулся к членам группы. – Первое: наша миссия не секрет для врага. Второе: враг знает, что я – старший в группе, и поэтому хочет меня устранить. Третье: вероятно, будут новые покушения. Четвертое, самое тревожное: мы понятия не имеем, кто он, этот враг. А теперь слушаю вас. Соображения, возражения, дополнения – что угодно.
На каждый из его выводов слушатели согласно кивали. Но мнения высказали разные.
– Миссию придется отменить, – без тени колебаний заявила женщина. – А нам следует быть начеку и все время держаться вместе.
Мужчина столь же безапелляционно отрезал:
– Найти. Выяснить, кто. Обезвредить. А уж потом решать – ехать в Россию или нет.
Доктор обдумал каждый из ответов. В каком из них таится ловушка? Держаться вместе в этой ситуации действительно было бы целесообразней всего. Еще один балл в плюс мисс Клински и в минус Айзенкопфу.
– Согласен с Куртом Карловичем. Хуже всего, когда не знаешь, кто и когда нанесет удар. Поэтому предлагаю поменять роли.
– Как это – «поменять роли»? – Зоя смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно ребенок на фокусника. Это было лестно. Если, конечно, мисс не актерствовала.
– Есть игра, древняя, как мир. Охотник прикидывается жертвой. До сих пор врагу приходилось идти на ухищрения, чтобы подловить меня, когда я в одиночестве или полностью беззащитен – как в бане. На пароходе, среди трех тысяч людей, это не так-то просто. Даже ночью в каюте я не один, а с соседом. – Гальтон взглянул на немца. Тот наклонил голову: мол, не беспокойтесь, с таким защитником, как я, тревожиться не о чем. – Что ж, я облегчу врагу задачу. Подставлюсь сам. В самое глухое время суток, в самом безлюдном месте.
– Самое глухое время – рассвет, – заметил Айзенкопф. – А где, по-вашему, самое безлюдное место?
– Конечно, на сандеке. Кому придет в голову загорать в потемках? Я выйду из каюты, будто мне не спится, поднимусь туда. Сяду на виду, в шезлонг. Закурю. Может быть, я хочу полюбоваться, как из-за горизонта выглянет солнце? Бери такого романтика прямо голыми руками.
Он засмеялся, поняв, что неожиданно пошутил и, кажется, неплохо.
Немец хмыкнул – оценил юмор.
– А я еще с вечера спрячусь где-нибудь, например, за шлюпкой. Тут-то мы его и зацапаем. Хорошая идея!
– Ни в коем случае! Я уверен, что за нашими каютами очень плотно наблюдают. Возможно, не один человек. Хвост может быть приставлен не только ко мне, но и к вам. Заметят ваш маневр – всё пропало. Не беспокойтесь, Курт Карлович, я отлично справлюсь один. Это не в завинченной бочке сидеть, – с преувеличенной самоуверенностью сказал Гальтон.
– Вы сошли с ума! Вас убьют! – Зоя вскочила. Она раскраснелась, от аристократической сдержанности ничего не осталось. Румянец ей очень шел, а еще больше – сердитый огонь в глазах. – Я никогда на это не соглашусь!
– А вашего согласия не требуется. – Норд проговорил это очень тихо, холодно. – Я начальник экспедиции. Это приказ. Дискуссия окончена.
Подчиненные снова переглянулись – то ли озабоченно, то ли озадаченно.
Ничего, скоро этим шарадам наступит конец. Кто предупрежден, тот вооружен.
Вечером, готовясь к операции, Гальтон обнаружил новый сюрприз. Осматривал свой пистолет, вдруг видит – сточен боек.
Это значило, что спать ночью нельзя.
Он лежал, изображая ровное сонное дыхание, а сам был настороже. Чутко прислушивался к звукам, доносившимся с соседней кровати.
Спал ли Айзенкопф, было непонятно. В его половине каюты царила гробовая тишина.
В пять утра, за час до восхода, Норд тихо встал и оделся. Вынул-вставил обойму – эта демонстрация посвящалась персонально Айзенкопфу. Пусть думает, что глупый американец ничего не заметил.
На самом деле Гальтон и не собирался пользоваться огнестрельным оружием, разве что в крайнем случае. Кому нужен труп? Мертвецы на вопросы не отвечают. Безотказное оружие лежало в нагрудном кармане и выглядело совершенно невинно – по виду обыкновенный сигаретный мундштук, разве что длинноватый. Иголки, смазанные усыпителем, находились в том же кармане.