Читаем Квентин Тарантино: Интервью полностью

КТ: Никогда я не боялся, никогда не сомневался в своей способности снимать новые фильмы. Хотя и был уверен, что надо немного повременить: поскольку медиа достигли критической точки, то меня могли только ненавидеть, мною пресытились и от меня уже тошнило. Но очень важно в связи с этим заметить: журналисты довели себя до болезненного состояния сами. Ведь я их ни о чем не просил, не заставлял писать все эти горы статей обо мне, не так ли? Они так мной объелись, что заболели, но еще и переложили за это ответственность на меня. Стало быть, ничего не требуя, я имел право на такой хипиш, а потом на возвращение к нормальной жизни. В таких обстоятельствах лучше было подождать, не торопиться — пока пена сойдет и все войдет в обычную колею. Когда я писал сценарий и готовился к съемкам «Джеки Браун», то уединился, прервал все контакты с прессой, отказался от интервью, телепередач, чтобы сконцентрировать всю свою энергию на работе. И несмотря на это обо мне продолжали писать! «Где Квентин? Что он делает?» ( Смеется). Итак, я ощущал давление медиа, но доверял при этом себе. У меня не было абсолютно никакого желания превзойти «Чтиво», никакого стремления набивать себе цену именно в этом направлении и поддерживать свой образ в массмедиа. Я совсем не хотел оставаться на уровне «Чтива», а решил спуститься на несколько этажей, поработать над скромной историей и более углубленно заняться героями. Это просто-напросто соответствовало тому, что я тогда чувствовал. Я, таким образом, был спокоен относительно своих целей, очень доверял будущему фильму и не хотел «Криминального чтива 2». Раздражали, однако, напыщенные разговоры, которые вели те, кто считал, что я сдрейфил, что успех «Чтива» меня парализовал. Какая гадость! Если они так думают, значит, убежден, они плохо смотрели мои фильмы, ничего не поняли ни в них, ни в том, что я из себя представляю. В художественном смысле я ничего не боюсь. Если я хочу снять такой-то трюк в такой-то манере, если я хочу выбрать такого-то актера, то я это делаю, и точка. Все остальное не имеет значения. Если б я дрейфил по поводу успеха, по поводу своего образа или уж не знаю какой хуйни, то после «Бешеных псов» снял бы фильм, который вызвал бы маленький хай. Я бы не заклинился на «Чтиве», не выбрал бы Траволту, которого никто в то время не хотел, и т. д.

СК: Не думаешь ли ты, что «Джеки Браун» собьет с толку многих фанатов тарантиновского стиля, что некоторые поклонники «Чтива» рискуют разочароваться в этом гораздо менее остром фильме?

КТ: Это неизбежно, но я на это шел. И поставил другойфильм. Ничего удивительного: я знаю, что во мне сосуществует множество разных фильмов. Ну ладно, я вовсе не ворчу на бешеный успех «Чтива», но если такого больше не будет, это не помешает мне спать спокойно. А вообще-то подобный успех мог бы иметь весьма негативные последствия: публика вслед за журналистами сделала бы окончательный вывод по поводу меня лично и моей работы. Как будто я снял шесть или семь фильмов! «Чтиво» было только вторым. Довольно несправедливо — в этом есть какая-то взвинченность — приклеивать ярлык режиссеру, сделавшему два фильма. Они, кажется, забыли, что я в начале своей режиссерской карьеры. Поэтому я верю, что начиная с «Джеки Браун» эта ситуация начнет проясняться. Моя личность состоит из самых разных граней, и у меня еще просто не было возможности — в первых двух фильмах — все их продемонстрировать. Даже если три мои картины имеют между собой нечто общее, я режиссер другой породы, нежели Вуди Аллен, Спайк Ли или Хэл Хартли, которые снимают фильмы, образующие циклы, — фильмы, во многом схожие и по сюжетам, и по изображению, и по атмосфере.

СК: В этом смысле ты скорее похож на Говарда Хоукса, одного из твоих кумиров?

КТ: На Хоукса или Мартина Скорсезе. Их кино мгновенно узнаваемо, но каждый из фильмов этих режиссеров — совершенно отдельный случай. Сейчас, когда я уже сделал три фильма, видно, что и у меня тоже так. И теперь я могу сказать, что следующая картина будет отличаться от «Джеки Браун».

СК: Идея медленного темпа — на старинный манер — была в этом проекте намеренной?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии