Квентин Дорвард

— Annuncio vobis gaudium magnum[188]. Возвещаю вам, герцог Бургундский и граф Фландрский, от имени моего господина, что по получении разрешения нашего святейшего отца в Риме и назначения заместителем ad sacra[189] он намеревается вступить в отправление обязанностей государя — епископа Льежского и поддерживать свои права в качестве графа де Круа!

Всякий раз, как посол прерывал свою речь, герцог произносил только: «Вот как!» — тоном человека, который до крайности изумлен и взбешен, но не дает себе воли, желая дослушать все до конца. К великому удивлению всех присутствующих, он воздерживался даже от свойственной ему резкой жестикуляции и сидел неподвижно, покусывая ноготь большого пальца — обычная его поза, когда внимание его бывало сосредоточено, — и потупив глаза, словно он боялся их поднять, чтобы не выдать бешенства, клокотавшего в его груди.

Между тем посол продолжал смело излагать то, что ему было поручено передать:

— Итак, именем государя епископа Льежского, графа де Круа, я требую, чтобы вы, герцог Карл, отказались от всяких прав и притязаний на свободный имперский город Льеж, которым вы завладели силой и беззаконно распоряжались вместе с покойным Людовиком Бурбоном, его бывшим недостойным епископом…

— Вот как! — снова произнес герцог.

— Чтобы вы вернули городу знамена, которые у него захватили, всего числом тридцать шесть; заделали проломы в его стенах; исправили разрушенные вами укрепления и признали моего государя, Гийома де ла Марка, епископом Льежским, законно и свободно избранным советом каноников, как то значится вот в этом протоколе.

— Кончил ли ты? — спросил герцог.

— Нет еще, — отвечал посол. — Кроме того, я требую от имени моего благородного и доблестного государя — епископа и графа, чтобы ваша светлость немедленно вывели гарнизоны из Бракемонтского замка и других укрепленных владений графства де Круа, поставленные вами от вашего имени, либо от имени Изабеллы, именующей себя графиней де Круа, либо кого бы то ни было другого, до тех пор, пока имперский сейм не решит, должны ли вышеуказанные владения принадлежать дочери покойного графа де Круа или моей благородной госпоже, графине Амелине, по закону jus emphyteusis[190].

— Твой господин — необыкновенно ученый человек! — заметил герцог насмешливо.

— Впрочем, — продолжал герольд, — мой благородный и доблестный государь и граф согласен, когда все распри между Льежем и Бургундией будут улажены, назначить графине Изабелле достойный ее звания удел.

— Как он великодушен и заботлив! — проговорил tep-цог тем же тоном.

— Клянусь своим дурацким умом, — шепнул ле Глорье графу де Кревкеру, — я охотнее согласился бы очутиться в шкуре какой-нибудь несчастной коровы, издыхающей от чумы, чем в раззолоченном платье этого чудака! Он, точно пьяница, осушает флягу за флягой, не обращая внимания на длинный счет, который растет за стойкой трактирщика.

— Кончил ли ты? — снова спросил герцог герольда.

— Еще одно слово, — ответил Красный Вепрь, — от имени моего благородного и доблестного государя по поводу его достойного и верного союзника, наихристианнейшего короля…

— А! — воскликнул герцог, быстро выпрямляясь и совершенно иным тоном, чем он говорил до сих пор, но сейчас же сдержался, умолк и стал внимательно слушать.

— …священную особу которого, как носятся слухи, вы, Карл Бургундский, держите в плену, позабыв свой долг вассала французской короны и правила чести, соблюдаемые всеми христианскими государями. На этом основании мой благородный и доблестный государь приказывает вам моими устами немедленно освободить наихристианнейшего короля, его царственного союзника, или принять вызов, который он уполномочил меня вам передать.

— Кончил ли ты наконец? — спросил герцог.

— Кончил, — ответил герольд, — и жду ответа вашей светлости. Надеюсь, он будет таким, что предотвратит пролитие христианской крови.

— Клянусь святым Георгием Бургундским… — начал было герцог.

Но, прежде чем он успел прибавить хоть слово, Людовик встал и заговорил с таким достоинством и таким властным тоном, что Карл не решился его прервать.

— С вашего позволения, любезный кузен мой Бургундский, — сказал король, — я требую права первым ответить этому наглецу… Послушай, ты, негодяй, герольд или кто бы ты ни был, передай этому отверженцу и убийце Гийому де ла Марку, что французский король скоро будет под стенами Льежа, чтобы отомстить за святотатственное убийство своего любимого родственника, и что он намерен повесить де ла Марка за дерзость, с которой тот осмеливается называть себя его союзником и вкладывать его царственное имя в уста мерзавца посла!

— Прибавь от меня, — сказал Карл, — все, что только государь может сказать грабителю и убийце, и вон отсюда! Или нет, погоди! Никогда еще ни один герольд не оставлял бургундского двора, не прославляя его щедрости! Выдрать его плетьми, да так, чтобы спустить с него всю шкуру!

— Ваша светлость изволите забывать, что он герольд и пользуется неприкосновенностью! — воскликнули в один голос Кревкер и д'Эмберкур.