Квазар

Малинкин был недоволен: все, все у пузана предельно добротное. Палатка, одежда, посуда — все куплено с умом и за высокую цену. Это обидело Малинкина.

И ему стало казаться, что умный Владимир Петрович смеется над ним, получая рыбу задешево. К тому же обманывает его, прикидывая вес рыбы на глазок. А у Малинкина есть безмен, но — дома. Почему не с собой?

— Ты чего? — спросил Владимир Петрович.

— А ты чего… ходишь, — говорил Малинкин, злобно глядя на него. — В прошлом году один такой же ходил, а потом написал в газету. Рыбку нашу жрут, баб тискают, в газету пишут.

— Не бойся, — сказал ему Владимир Петрович. — Я не пишу в газеты. Что принес?

И сам, наклонясь, достал из корзины стерлядку и небольшую нельмочку. Хороши! Владимир Петрович осматривал рыбу, соображая, что станет готовить. Пожалуй, уху следует варить из нельмы, а стерлядь жарить.

«Какая у него, однако, башка, — думал Малинкин. — Не голова, а чемодан. Бог с ним, лучше не связываться».

…Васька же — от скуки — ходил пьяный и хвастал деньгами. В магазине он швырял на прилавок мятые рублевки и покупал ненужное — конфеты, дешевые колечки. Сгребал сдачу в карман, не считая.

— Во как мы, — говорил он, бледнея. — Деньги не считаем. Налетай! Пей Васькину кровь! Васька прост, Васька сдачу на веру принимает.

— Ты посчитай, ирод! — кричала ему продавщица. На улице Васька подманивал собак и кормил их конфетами. Кольца низал на пальцы. Владимир Петрович покачивал головой — такая глупость!.. Васька пьяно ковылял, но у воды немедленно трезвел. Вот только что была здесь лодка, Васька, сам Малинкин. И уже пусто, а они уносились к горизонту.

2

Сергеев теперь частенько приходил к Владимиру Петровичу.

— Ненавидят меня в поселке, здороваться перестали, — жаловался он. — Ранее, говорят, и рыба водилась, и тебя не было. А сейчас меня в город зовут, строгать будут, плохо-де караулишь. Город, он за всем следит, порядок наводит. А порядок — тяжелая вещь, для многих просто невыносимая. Я слежу за порядком в лесу, на воде и, понятно, мешаю.

«Плюнул бы, что ли, — думал Владимир Петрович. — Покой и здоровье дороже рыбы».

— Горе мое в Малинкине, — жаловался Сергеев. — Вот в чем смех моего положения — пока я его с сетями и уловом на месте не накрою, до тех пор ни черта у меня не выйдет. Обыскать бы его.

— Обыск с санкции прокурора, — напоминал Владимир Петрович.

— То-то и оно! — говорил Сергеев. — Но ничего, еще зажму всех, собака мне поможет. Понимаешь, Верный нюхом возьмет. Понимаешь? Учит его Сашка отличать красную рыбу, мы выследим.

Владимиру Петровичу это показалось убедительным. Собака — прирожденный специалист по распознаванию запахов. И хотя вся рыба пахла как будто одинаково — сыростью, — но даже он отличал, к примеру, запах чебака от запаха щуки.

Владимир Петрович предупредил Малинкина о собаке. Тот осклабился, выставив стальные коронки, но промолчал.

3

И получилось худое — в Верного пальнули из ружья. Молчать надо было Сергееву, молчать Владимиру Петровичу. Ему было жаль пса, добродушного и славного.

Малинкин, само собой, обязан ненавидеть собаку. Но не стрелять же!

И стало это событием. Взволновались все. Шумели, горячились, даже ссорились.

В магазине узнал Владимир Петрович биографию Верного, сначала брошенного щенка, летом кормившегося около паромных пассажиров, а зимой поселявшегося к коровам. Его не гнали — караульщик.

Так живя, пес достиг зрелости и встретился с Сашкой, вернувшимся с флота. Кто знает, что их свело, что дало ему имя Верный. Он стал Сашкиным псом. Наскучавшись по человеку, ни на шаг не отходил от него. Теперь все жалели Сашку — тот сильно горевал. «Черт меня тянул за язык», — огорчался Владимир Петрович.

…Верный издох на другой день. Сашка напился с горя и побежал бить Малинкина. Владимир Петрович видел этот спектакль собственными глазами: он шел из магазина с банкой фаршированного перца.

Шел озираясь, ожидая нападения петуха. Но, дробя пятками, пронеслись мальчишки. Они кричали, что Сашка бьет Малинкина. Ух как бьет! Владимир Петрович пошел смотреть.

4

У новых ворот дома Малинкина стояли и курили мужики. Двое парней в выгоревших рубахах держали Ваську. Были и женщины. Они говорили мужикам:

— Да разнимите их, вы, идолы.

— Пусть пену собьют, — отвечали мужики (они любовались дракой).

Окна дома были прикрыты ставнями, дверь замкнута на висячий замок: должно быть, жена Малинкина ушла куда-то.

А по двору Сашка гонял Малинкина — тот бегал в какой-то странной распашонке. Только приглядевшись, узнал в ней Владимир Петрович остатки рубашки.

Сашка был сильно выпивши. Ноги его шатки, руки — неловки. Впереди так же неуклюже бегал Малинкин. Он то и дело спотыкался и падал, и тогда Сашка догонял и гвоздил его кулаком. Он, промахиваясь, плакал и кричал что-то вроде:

— Ах-ва… ах-ваа…

И лишь постепенно Владимир Петрович разобрал слова. Оказывается, глупый Сашка требовал: «Убивай меня… Убивай меня…»

— Ничего, — говорили мужики. — Ничего! Помахает крыльями, ан сердце и отойдет.