Квартира (рассказы и повесть)

— Мура. Чему мы молодёжь научим от такой картины? Кулак, частный собственник, убил людей — кто такие, непонятно, — следователя околпачил, суд обманул и кругом хороший. У него и дети такие же стервецы. А вообще-то разложение буржуазного класса демонстрируется наглядно. — Он разогнал перед собой табачный дым и снова обратился к Ваське: — А про тебя говорят, будто ты девок в будку водишь, прям во время сеансов. — И добавил уже без всяких сомнений: — Это нехорошо.

— Вот люди! Вот люди! — изображая искреннее возмущение, закричал Васька. — Я вожу! В будку! Во дают! Во-первых, не вожу — они сами ходят. А во-вторых, чего с ними в будке делать? Стрёкот, жара, иной раз дымку поддаёт, да и неудобства. Что, хаты нет, что ли? Я, Макар Игнатьевич, с этим делом завязал; уже десять раз мог бы жениться и развестись, а всё держусь. Вот, дружка отдам, тогда и сам. Верно, Игореха?

Игорь засмеялся — хрипло, отрывисто. Вслед за ним засмеялся и Макар Игнатьевич — тоненько, елейно.

— А что? Не найдётся для меня невесты? — закричал Васька, оглядываясь по сторонам, словно отыскивая того, кто скажет: "Нет, не найдётся". — Вот ты скажи! — ткнул он в Таньку, вошедшую из кухни с тарелками.

— Я тебе не справочное бюро, — отбрила его Танька. — И вообще, — она побуравила глазами отца, — неинтересные мне эти разговоры.

— Ладно, ладно, — проворчал Макар Игнатьевич. — Сала нарежь и луку.

Она принесла сало и лук и, когда ставила на стол, наклоняясь, невольно приблизилась к Игорю — от него шибануло в нос острым противным запахом цветочного одеколона. Её всю передёрнуло от этого знакомого и забытого запаха, она торопливо, кое-как расставила закуски и засобиралась уходить.

— Ты куда? — спросил Макар Игнатьевич.

— К Любе, — ответила она из прихожей.

— Правильно, поди проветрись.

Макар Игнатьевич разлил водку, поаккуратнее разместил на столе тарелки с закусками, разложил вилки и, когда хлопнула за Танькой дверь, поднял стакан:

— Хоть я вас и знал раньше, но всё ж таки были не очень знакомые. Теперь вот, как говорится, с визитом — личный контакт будет. Ну, за знакомство!

Парни чокнулись с ним по очереди, сначала — почтительно Игорь, за ним — весело Васька. Все трое выпили и торопливо закусили — так, не для еды, а лишь бы сбить жаркий сивушный дух во рту.

— Вашу Татьяну мы знаем и уважаем, — Васька прижал руки к сердцу и по-театральному отвесил полупоклон, чуть приподнявшись из-за стола. — Девушка серьёзная, ни с кем не ходит, не красится, не мажется, ноги не заголяет. Работящая, чистоту любит. Сготовить может, гостей принять. И вообще, видная девушка.

Макар Игнатьевич кивнул.

— Я хоть и отец, а худого о ней ничего не скажу, — важно, с гордостью сказал он и, переждав чуть-чуть, добавил с кривой усмешечкой: — Конечно, кто гонится за вывеской, с тем разговора у меня нет и быть не может.

Теперь кивнул Игорь, а Васька сказал:

— А нам вывеска и ни к чему. На вывеску-то больно много охотников. А потом, если что, об неё посуду бить?

— Мудро! — подумав, изрнк Макар Игнатьевич. — Это и моя психологика. Я так думаю: красивую не для жизни — для мороки берёшь. У красивой об себе возвышенные претензии: то ей под глаз не идёт, то не по фигуре. Знаю, вон, дружки фронтовые, оба на красотках поженились, жизнь промелькнула, теперь такие страхолюдины, а претензии, как и раньше. Умора!

Макар Игнатьевич налил снова, и Васька тотчас поднял свой стакан.

— Давайте мы выпьем за хорошего человека, который родил и воспитал хорошую девушку Татьяну, какую мы её знаем теперь и верим в её хорошую душу. За вас, Макар Игнатьевич!

Макар Игнатьевич благодарно поскрёб свою впалую грудь и, блестя глазами, уже прямо и откровенно разглядывал Игоря. Игорь — с красными ушами, взлохмаченный, улыбающийся, расхрабрился настолько, что не вытерпел и сказал вроде бы Ваське:

— Я Макара Игнатьевича по работе знаю. Образец для коллектива.

Стараясь как бы доказать справедливость своих чувств к Макару Игнатьевичу, Игорь одним махом, без передышки выпил стакан водки и только крякнул, обтерев губы ладонью.

Макар Игнатьевич гордо и одобрительно улыбался. Его круглая плешивая голова покачивалась на тонкой шее, глаза чуть не слипались, до того он щурился, и вообще весь он был похож на китайца, что когда-то, в прежние времена ходили с торговыми лотками.