Квартеронка

Я поднялся с постели после бессонной ночи. Быстро одевшись, я маши— нально проглотил свой завтрак. Но что было делать дальше? Ехать на план— тацию и попытаться снова увидеть Эжени? Нет, не сейчас. У меня не хвата— ло смелости. Пусть пройдет день-другой, и тогда я поеду. Быть может, Эжени пришлет за мной? Быть может… Во всяком случае, лучше переждать несколько дней. Ах,какими долгими будут они для меня!

Общество людей было мне невыносимо. Я избегал разговоров, хотя заме— тил, как и накануне, что привлекаю всеобщее внимание и, очевидно, служу предметом пересудов среди завсегдатаев бара и моих знакомых по биллиар— ду. Чтобы избежать их, я не выходил из своей комнаты и пытался убить время за книгой.

Но вскоре мне надоела эта жизнь отшельника, и на третье утро я взял ружье и отправился в лес.

Вскоре и шагал между рядами высоких пирамидальных кипарисов, густая, непроницаемая зелень которых смыкалась надо мной, закрывая небо и солн— це. Сумрак, царивший в лесу, отвечал моему настроению, и я шел, погру— женный в свои мысли, не замечая, куда иду.

Я не искал дичи. Я и не думал об охоте. Ружье болталось у меня за плечом. Енот, который обычно выходит только ночью, в этом темном лесу встречается и среди дня. Я видел, как этот зверек прятал свою добычу в заводи и скользил между стволами кипарисов. Я видел, как опоссум проби— рался пo упавшему тополю, а рыжая белка, мелькая, словно яркий огонек, прыгала, распушив хвост, на высоком тюльпанном дереве. Я видел крупного болотного зайца, скакавшего по краю густых камышовых зарослей, и еще бо— лее заманчивая дичь — быстрая лань дважды промелькнула передо мной, выс— кочив из темной чащи деревьев. Попался на моем пути и дикий индюк в пыш— ном наряде из блестящих перьев: а когда я шел по берегу речной протоки, мне много раз представлялся случай подстрелить голубую или белую цаплю, дикую утку, тонкого ибиса или длинноногого журавля. Даже сам царь этого пернатого царства — белоголовый орел, с громким клекотом летавший над верхушками громадных кипарисов, был не раз на выстрел от меня.

Однако двустволка по-прежнему висела у меня за плечом, я даже ни разу не прицелился из нее. Никакая охота не шла мне на ум и не могла отвлечь от мыслей, занятых тем, что было для меня важнее всего на свете — квар— теронкой Авророй.

Глава XXXI. СОН

Погруженный в свои думы и любовные мечты, я шел наугад, не отдавая себе отчета, куда и сколько времени я иду.

Я очнулся, увидев впереди широкий просвет, и вскоре, выйдя из тенис— того леса, неожиданно оказался на красивой поляне, залитой солнечным светом и усыпанной цветами. В этом диком саду, пестревшем венчиками всех оттенков, бросались в глаза бигнонии и яркие головки диких роз. Деревья вокруг поляны тоже стояли все в цвету. Это были различные виды магнолий; на некоторых крупные, похожие на лилии цветы уже сменились не менее за— метными ярко-красными шишками с семенами, и воздух был напоен их пряным, но приятным ароматом. Тут же росли и другие цветущие деревья, и их бла— гоухание смешивалось с ароматом магнолий. Не менее интересны были и ме— довая акация с ее мелкими перистыми листьями и длинными красновато-ко— ричневыми плодами, и виргинский лотос с продолговатыми янтарно-желтыми ягодами, и своеобразная маклюра с крупными, похожими на апельсины око— лоплодниками, такими же, как у многих тропических растений.

Осень начала уже понемногу хозяйничать в лесу, и яркие мазки ее па— литры проступали на листве американского лавра, сумака, персимона, ниссы и других представителей американских лесов, которые любят наряжаться в пестрые уборы, прежде чем сбросить свою листву. Кругом все переливалось желтым, оранжевым, красным, малиновым цветами и всевозможными их оттен— ками. Эти сочные краски, пылая под яркими лучами солнца, создавали нео— быкновенно живописную картину. Она напоминала скорее пышную театральную декорацию, чем живую природу.

Несколько минут я стоял как зачарованный. На фоне этой природы мои любовные мечты как будто стали еще ярче. Если бы Аврора была здесь, если бы она могла любоваться природой, гулять со мной по цветущей поляне, си— деть подле меня в тени магнолий, я был бы бесконечно счастлив. На всей земле не найти лучшего уголка. Вот истинный приют любви!

Вскоре я и правда увидел влюбленную парочку: два прелестных голубка — символ нежной любви — сидели рядышком на ветке тюльпанного дерева, и их бронзовые шейки вздувались, издавая нежное воркованье.

Ах, как я завидовал этим милым созданиям! Как бы мне хотелось быть на их месте! Быть вдвоем среди ярких цветов и сладких ароматов, весь день посвящая любви, и так всю жизнь!

Им не понравилось мое вторжение, и, заметив меня, они взмахнули кры— лышками и упорхнули. Вероятно, они испугались блестевшего за моим плечом ружья. Но им ничего было бояться: я не собирался их обижать, не хотел нарушать их блаженство.