Квартеронка

С первого взгляда я понял, что не ошибся. Как ни далеко было до дома, я разглядел вокруг него людей; многие из них сидели на лошадях, их головы двигались над тростником. А раздававшийся время от времени громкий лай указывал, что собак там целая свора. Со стороны могло показаться, что партия охотников готовится к охоте на оленя, и если бы не время, место и прочие обстоятельства, я, может быть, и принял бы их за обыкновенных охотников. Но сейчас они произвели на меня совсем иное впечатление. Я прекрасно понимал, зачем они собрались вокруг дома Гайара. Я знал, какую охоту они затевают.

Поглядев на них не дольше минуты, я понял, что погоня уже готова двинуться в путь.

С сильно бьющимся сердцем я бросился назад к своей спутнице, которая дожидалась меня, дрожа от волнения.

Мне незачем было рассказывать ей, что я увидел, — она прочла это по моему лицу. Она тоже слышала лай собак. Она родилась в здешних местах и знала обычаи этой страны. Знала, что с собаками охотятся на оленей, лисиц и пантер, но ей было также известно, что на многих плантациях держат собак и для совсем других целей, собак-ищеек, обученных охоте на людей!

Будь она менее проницательна, я, может быть, попытался бы скрыть от нее то, что увидел, но она сразу все поняла.

Сначала нас охватило полное отчаяние. Казалось, у нас нет никакой надежды спастись. Где бы мы ни укрылись, собаки, приученные выслеживать людей, везде сумеют нас найти. Нет никакого смысла прятаться в болотах или зарослях. Ни самое высокое дерево, ни самый густой подлесок не могут спасти нас от таких преследователей.

 Итак, первым нашим чувством была полная безнадежность, первым бессознательным побуждением — никуда не двигаться, остаться на месте и дать себя схватить. Быть может, нам и не грозила смерть, хотя я знал, что, если меня поймают, я должен быть готовым ко всему.

Я знал, как относились здесь к аболиционистам[26]: в то время их бешено ненавидели. Я слышал о свирепых расправах ярых рабовладельцев с этими «фанатиками», как они их называли. Я не сомневался, что и меня отнесут к их числу, а может быть, и того хуже — обвинят в краже негров. Во всяком случае, меня ждет расправа, и, вероятно, очень жестокая.

Но мой страх перед наказанием был ничем в сравнении с уверенностью, что, если нас поймают, Аврора снова попадет в руки Гайара.

Вот какие думы сильнее всего терзали меня и заставляли колотиться мое сердце. Эти думы вновь наполнили меня решимостью не сдаваться, пока мы не испробуем все средства, какие в наших силах.

С минуту я стоял, размышляя о том, что же нам предпринять. И тут мне пришла в голову мысль, которая спасла меня от отчаяния: я вспомнил беглого негра Габриэля.

Не думайте, что до этой минуты я забыл о нем и о его убежище или что я не вспоминал о нем раньше. С тех пор, как мы вошли в лес, я много раз думал о беглом негре и его дупле. И я бы сразу направился к нему, но меня удерживала дальность пути. Решив после заката выйти на береговую дорогу, я выбрал поляну, так как она была ближе.

Теперь, когда я узнал, что по нашему следу пустят собак, я снова подумал об убежище Габриэля, но отбросил эту мысль, считая, что собаки всюду отыщут нас и, спрятавшись у Габриэля, мы его невольно выдадим.

Все эти мысли вихрем проносились у меня в голове, и в первую минуту я не сообразил, что собаки не могут преследовать нас по воде. И только когда я стал искать способ скрыть наши следы и подумал о негре и его сосновой смоле, я вспомнил про воду.

Вот где для нас еще оставалась надежда! Теперь я оценил, как умно он выбрал себе жилище. Да, это было именно такое место, где его не могли отыскать проклятые собаки.

Как только я подумал об этом, я решил бежать к Габриэлю.

Я был уверен, что найду дорогу. Недаром я старался запомнить ее. В тот день, когда меня ужалила змея, у меня были какие-то смутные мысли, скорее неясное предчувствие, что убежище негра еще может мне пригодиться. Последующие события, в частности мое намерение сразу бежать с Авророй в город, вытеснили эти мысли у меня из головы. Во всяком случае, я хорошо запомнил путь, по которому меня вел Габриэль, и мог быстро найти его, хотя в лесу не было ни дорожек, ни тропинок, а только еле заметные стежки, протоптанные дикими лесными обитателями.

Но я был уверен, что не собьюсь с пути. Я запомнил знаки и зарубки на деревьях, которые мне показывал мой спутник. Я помнил, где нужно пересечь большую протоку по стволу поваленного дерева, который служил негру мостиком. Помнил, где он вел меня по болотцу, по которому не прошла бы лошадь, где пробирался сквозь заросли камыша, между громадными стволами и корнями кипарисов, где спустился вниз, к воде. Помнил, где лежит огромное упавшее дерево, протянувшее над озером свой толстый ствол с ветвями, густо заросшими мхом — тайную гавань для маленькой пироги, — и был уверен, что найду его.

Я не забыл и условного сигнала, которым должен был известить беглеца о своем приходе. Он научил меня особому свисту и сказал, сколько раз я должен просвистеть.