Квантовый вор

На ее лице появляется странное выражение — смесь раздражения и возбуждения — и я понимаю, что она, должно быть, прислушивается к биотической связи и отчасти ощущает то же, что и я. Значит, еще один надзиратель.

— Можешь мне поверить, ты выбрался оттуда. И это потребовало значительных затрат. В Тюрьме, безусловно, еще остается несколько миллионов тебя, так что можешь считать себя счастливчиком.

Я хватаюсь рукой за поручень на центральной оси и передвигаюсь за один из бонсаев, скрывая свою наготу подобно Адаму. Из-под листьев вылетает целое облако бабочек. Движение кажется таким странным: мышцы моего нового тела еще только пробуждаются.

— Юная леди, у меня есть имя. — Я протягиваю ей руку поверх дерева. Она нерешительно пожимает ее. Я отвечаю самым крепким рукопожатием, на какое способен. Выражение ее лица не меняется. — Жан ле Фламбер к вашим услугам. Хотя ты абсолютно права. — Я беру в руку цепочку на ее ноге. Она извивается в пальцах, как живая. Змея из драгоценных камней. — Я вор.

Ее глаза широко раскрываются. Шрам на щеке чернеет. И я внезапно оказываюсь в преисподней.

Я бесплотная точка в темноте, я неспособен думать. Мой разум зажат в тиски. Что-то сдавливает меня со всех сторон, не пропуская ни мыслей, ни воспоминаний, ни ощущений. Это в тысячу раз хуже, чем пребывание в Тюрьме. И длится целую вечность.

А потом я возвращаюсь, тяжело дыша, с болью в животе, и вокруг летают сгустки желчи. Но я бесконечно благодарен за каждое ощущение.

— Никогда больше не смей так делать, — резко произносит она. — Твой разум и тело предоставлены тебе на время, понятно? Укради то, что тебе скажут, и тебе позволят все это сохранить.

Драгоценная цепь по-прежнему обвивает ее лодыжку. На щеке подергивается мускул.

По опыту пребывания в Тюрьме я знаю, что лучше заткнуться и прекратить пререкания, но человек-цветок, живущий во мне, должен высказаться, и я не в силах его остановить.

— Слишком поздно, — говорю я, еще не отдышавшись.

— Что?

Морщинка, появившаяся на ее гладком лбу, по-своему прекрасна — словно мазок кисти.

— Я исправился. Вы вытащили меня слишком поздно. Теперь, мадемуазель, я законченный альтруист, существо, исполненное доброжелательности и любви к ближнему. Я даже подумать не могу о том, чтобы принять участие в каком-то противозаконном деле, даже ради моей прекрасной спасительницы.

Она пристально смотрит мне в лицо.

— Очень хорошо.

— Очень хорошо?

— Если ты мне не подходишь, придется вернуться и взять кого-нибудь другого. «Перхонен»,[8] заключи его, пожалуйста, в сферу и выброси наружу.

Несколько мгновений мы молча смотрим друг на друга. Я чувствую себя глупцом. Я слишком долго метался между предательством и сотрудничеством. Пора выбираться из этой ловушки. Я первым отвожу взгляд.

— Подожди, — медленно произношу я. — Теперь, когда ты об этом заговорила, мне кажется, что я, возможно, сумею восстановить некоторые корыстные побуждения. Я уже чувствую, как они возвращаются.

— Я так и думала, что они вернутся, — отвечает она. — В конце концов, ты считался неисправимым.

— Итак, что же дальше?

— Скоро узнаешь, — обещает она. — Меня зовут Миели. Это «Перхонен», мой корабль. — Она делает широкий жест. — Пока ты находишься здесь, мы — твои боги.

— Куутар и Ильматар?[9] — спрашиваю я, называя оортианских богов.

— Может быть. Или Человек Тьмы, если хочешь.

Она улыбается. Вспоминая о том месте, куда она только что отправила меня, я вижу в ней мрачного оортианского бога бездны.

— «Перхонен» покажет тебе твою каюту.

Вор уходит, и Миели опускается в кресло пилота. Она чувствует себя измотанной, хотя биотическая связь — которая вместе с «Перхонен» ждала ее несколько месяцев — сигнализирует, что она прекрасно отдохнула. Но душевный разлад намного хуже обычной усталости.

В Тюрьме была я? Или кто-то другой?

Она вспоминает долгие недели подготовки, дни, проведенные в квантовом скафандре, замедляющем время, готовность совершить преступление только ради того, чтобы быть схваченной архонтами и попасть в Тюрьму. Целую вечность в камере, в полусне давних воспоминаний. А затем стремительный побег по небу с помощью Пеллегрини, пробуждение в новом теле, дрожь и слабость.

И все ради вора.

А теперь еще и квантовая связь, соединяющая ее с телом, которое создала для вора Пеллегрини, постоянное чтение его мыслей. Словно лежишь рядом с незнакомцем и ощущаешь, как тот ворочается во сне. Богиня Соборности наверняка доведет ее до сумасшествия.

Он прикоснулся к камням Сюдян. Гнев помогает, но не надолго. Нет, дело не только в нем, но и в ней.

— Я отделалась от вора, — заявляет «Перхонен».

Этот теплый голос в ее голове, по крайней мере, принадлежит ей, а не имитирован Тюрьмой. Миели берет в ладони одну из бабочек, и трепещущие крылышки щекочут ей кожу, словно в руках бьется пульс.

— Ощущаешь влюбленность? — насмешливо спрашивает корабль.

— Нет, — отвечает Миели. — Я просто скучала по тебе.

— Я тоже, — признается корабль.