— Вы помните, во сколько баллов оценила доктор Голдсмит ответчику мистеру Беккеру?
— Помню. Её оценка равнялась семнадцати.
— Профессор Марчук, присутствовали ли вы в этом зале, когда мы — сторона защиты — представляли нашего эксперта-свидетеля, ещё одного психолога, который давал показания непосредственно перед вами?
Я снова кивнул.
— Да.
— Этот психолог, доктор Габор Баги, показал, что он также провёл тестирование Девина Беккера на психопатию. Вы это помните?
— Да.
— Получил ли доктор Баги такую же оценку, что и доктор Голдсмит?
— Нет. Его оценка для мистера Беккера равнялась тридцати одному.
Хуан довольно правдоподобно разыграл удивление.
— Тридцать один из сорока? Тогда как доктор Голдсмит насчитала лишь семнадцать?
— Верно.
Его голова рывком повернулась к присяжным.
— Как бы вы объяснили это расхождение?
— Хотя и предполагается, что опросник профессора Хейра объективен, насколько это возможно, результаты применения его теста в клинических условиях разнятся в зависимости от эксперта, проводящего тест. Однако разница в четырнадцать баллов? — Я пожал плечами под своим синим костюмом. — Этого я не могу объяснить.
Его взгляд снова метнулся ко мне.
— Тем не менее наш результат — тридцать один балл — помещает мистера Беккера за установленную законом границу психопатии, тогда как результат, полученный доктором Голдсмит, оставляет мистера Беккера за пределами этой границы, верно?
— Да.
— И, принимая во внимание, что обвинение требует смертной казни, вопрос о том, является ли мистер Беккер клиническим психопатом — определялось его поведение его волей, или нет — критически важен для назначения ему способа наказания, что ставит перед достойными членами жюри незавидную, но, к сожалению, весьма распространённую задачу: сделать выбор между противоречащими друг другу заявлениями экспертов. Не так ли?
— Нет, — ответил я.
— Прошу прощения, профессор Марчук?
Моё сердце заколотилось, но голос мне удалось сохранить абсолютно ровным.
— Нет. Доктор Голдсмит совершенно не права, а доктор Баги прав. Девин Беккер — психопат, и я могу это доказать — доказать это, не оставив ни малейших сомнений.
2
— Простой бинарный способ диагностики психопатии? — переспросила Хизер, глядя на меня через ресторанный столик. — Но это ведь невозможно.
— О, очень даже возможно. И я его открыл.
Моя сестра для меня — один из самых любимых людей на свете, и я для неё тоже; думаю, мы были бы лучшими друзьями, даже если бы не были родственниками. Ей сорок два, она почти ровно на три года старше меня и работает корпоративным юристом в Калгари. Её работа довольно часто приводит её в Виннипег, и тогда мы зависаем вместе.
— Да ладно, — сказала она. — Психопатия — это спектральное расстройство.
Я покачал головой.
— В наше время все хотят, чтобы всё было спектральным расстройством. Аутизм — классический пример: «расстройство аутистического спектра». Нам хочется, чтобы вещи были аналоговыми, чтобы имели бесконечное число градаций. Но люди не аналоговые устройства; жизнь вообще не аналоговая. Она цифровая. Да, не двоичная; четверичная. В
— Ладно, хорошо. И как же ты это узнаёшь? Каков бинарный тест на психопатию?
— Ты смотрела «Молчание ягнят»?
Она кивнула; медового цвета волосы при этом коснулись плеч.
— Конечно. И книгу читала.
Мне было любопытно, не появление ли Густава в её жизни стало тому причиной.
— Давно? — спросил я небрежно.
— Кино? Ещё когда на юридическом училась. А книгу лет десять назад.
Я удержал себя от того, чтобы покачать головой. Густав появился на сцене лишь полгода назад, но я был уверен, что он психопат. Не буйного типа, который описал Томас Харрис в своём романе — психопатия в самом деле имеет бинарную природу, но проявляется по-разному; в случае с Густавом она означала нарциссизм, манипулятивное и эгоистичное поведение. Самозваный актёр — на IMDb не было статьи о нём — он, по-видимому, жил за счёт сменяющих одна другую деловых женщин; моя мягкосердечная сестра, такая бдительная в юридических вопросах, похоже, даже не подозревала об этом. Или нет: я уже пару раз пытался поднять эту тему, но она всякий раз обрывала меня, заявляя, что ведь она счастлива, разве нет, и я решал в дальнейшие дискуссии не вступать.