Квант удачи

– А та’эроны сумели? – заинтересовалась принцесса, которую с детства приучали смотреть на всё через призму власти. – И как?

– Их раса развилась на бедной ресурсами планете, в итоге агрессивность от природы, высокая внутривидовая конкуренция и выраженный диморфизм. Племена разных регионов отличались друг от друга почти как представители разных рас. Эволюция эронов шла накопительно-компульсивным путём: то есть, качественными скачками. Каждая эпоха кончалась тем, что новые эроны вытесняли старых, и остатки очередных эрондертальцев тихо вымирали по углам. Так повторялось много раз, по спирали: вчерашние победители становились завтрашними жертвами, новые потомки уничтожали своих предков. Эроны осознали эту порочную цикличность, и центральным образом их культуры стал витой змей, пожиратель народов.

– Почти Уроборос?

– Только спиральный, и у него лишь один конец: пасть, а хвост теряется во тьме времён. Эроны так его и назвали: Дракон Безначальный, этот образ кочевал из одной культуры в другую почти без отличий. Их мифы и памятники культуры подтверждают: каждый новый вид эронов понимал, что их вытеснят и уничтожат потомки. Витой змей царил в их мире, все поколения поклонялись Дракону и приносили ему жертвы.

– Хм. И откуда в этом топтании на костях отцов взялось единство?

– Прямо из агрессивной конкуренции, – слабо улыбнулся Одиссей. – С каждым новым витком выживали и побеждали именно те ветви эронов, которые нашли способ ассимилировать предыдущие подвиды. Не просто истребить или выгнать, а присвоить, сделать частью себя. Использовать численность проигравших врагов, их ресурсы и достижения культуры на благо своей ветви.

– В итоге успешная ветвь супер-дипломатов поглотила все остальные? – Ана подняла брови и позволила им стать того же задумчиво-жёлтого цвета, что и волосы.

– Да. К тому моменту у всей расы развились эмпатия, широта мышления и договороспособность. Последний подвид, та’эроны, положил конец видовой конкуренции, когда они ассимилировали остальных и объединили, а не завоевали мир. Гонка эволюции сменилась маршем прогресса, и стабильность принесла победителям миролюбие. Теперь с тем же рвением, с которым они истребляли предков, эроны начали восстанавливать память о них. Они по-настоящему скорбели о менее развитых собратьев, которые сметали предыдущих только чтобы следующие смели их.

Одиссей вздохнул, словно пытаясь объять мыслью поколения сменяющих друг друга культур, вспыхивающих и гаснущих в темноте времени.

– Победа над Драконом Безначалья стала центральной темой искусства эронов и их ключевым эпосом. А главным праздником, важнейшим днём в долгом году, который из-за длинной орбиты тянулся как двенадцать земных лет, стал День Дракона.

– День памяти и скорби по ушедшим видам?

– Именно. День единения с теми, кто был.

– Красивая история.

– Это лишь завязка. Дальше эроны развивались путём медленного спирального прогресса, а не скачками кризисов и войн. То, на что люди потратили десять тысяч лет, они достигали целых пятьдесят, но без геноцидов, рабства и жертв по пути.

– Главное, чтобы этот победивший пацифизм не стоил им опоздания в гонке ближайших космических соседей, – с сомнением сказала Ана.

Несмотря на личный гуманизм, в вопросах цивилизаций ей был близок имперский подход: экспансивное развитие, дисциплина государства и гражданина, стратегическая доминация, преодоление всех конкурентов… а не вечный стагнирующий мир.

– Отнюдь. В космосе их единство стало преимуществом: оно оказалось сильнее дисциплины.

– В краткосрочной перспективе дисциплина точно выигрывает, – уверенно сказала Ана, которая многократно тестировала политэкономию на симах. – Да и в долгосрочной, зависит от конкретных факторов.

– У дисциплины высокая база, – согласился Одиссей. – Но низкий потолок. Контроль заставляет граждан делать то, что нужно власти, но активирует процессы сопротивления; подконтрольное общество вязнет в болоте скрытых конфликтов. А та’эрон доросли до состояния, в котором почти никто не тратил силы на борьбу и конкуренцию друг с другом.

– Но конкуренция внутри вида делает его сильнее: отсеивает слабых и даёт путь самым способным, – сказала Ана, такая милая в своей воспитанной убеждённости.

– Это работающая система, но она не так уж и эффективна, – возразил Одиссей. – Просто мы не знали другой. Те, кто прорвались в элиту, в основном не способнее остальных, а изощрённее и беспринципнее. А большинство достигших успеха – потратили полжизни на борьбу с угрозами и помехами, которые создали другие. Люди старательно мешают друг другу, в нашем обществе испокон веку нужно было бежать, чтобы только оставаться на месте. А та’эроны сумели отменить внутривидовую борьбу.

– Если никто друг с другом не борется, конечно, раса будет продуктивнее, – хмыкнула Ана.

– Да. Конкуренция делает сильными немногих, а свобода при наличии общих идеалов сделала сильными всех.

– Но если все в обществе выдающиеся, кто убирает улицы?