Все они переговаривались на ходу и выглядели встревоженно. Было заметно, что не все понимают, что, собственно, произошло, и почему поднялся такой шум. Впрочем, недовольства я ни у кого на лице не увидел. Да и было бы странно. Стиль работы больших корпораций – это улыбка, не сходящая с лица даже в туалете, и постоянная нацеленность на результат. Потому как если сегодня ты дал понять собеседнику, что недоволен политикой компании, то завтра тебя уволят, сразу после того, как ознакомятся со служебной запиской этого самого собеседника, в которой будет содержаться информация о том, что ты ставишь свои интересы выше должностных. Здесь никому нельзя говорить, что ты думаешь на самом деле, потому что это гарантированно выйдет тебе боком. Да особо никому это и не интересно. Кроме HRщиков и службы безопасности, разумеется.
Вот они и не говорят.
Кстати – я тут, пожалуй, единственный сотрудник, кто может себе позволить высказать свои мысли вслух. Мне просто терять нечего. У меня один хрен ничего толком не осталось за душой.
Но все равно делать этого не стану. А зачем? Тем более что лично я возмущен только одним – нам не дали выпотрошить тушку Смуха Драное Ухо, где могли обнаружиться вполне себе неплохие вещички.
Хотя я все равно их с Костика стрясу. Из принципа. И еще чего-нибудь выпрошу для клана, как компенсацию. Должны быть и у нас маленькие радости. Точнее – у них. Моих сподвижников.
– Надо – значит надо, – деловито вещала в заполненном до отказа лифте незнакомая мне девушка и трогала свои красивые русые волосы, на вид довольно влажные. – Я вот голову только вымыла, тут телефон звонит, вызывают. Я сразу и побежала. Что, очень жутко моя голова сейчас выглядит, да?
– Красивая у вас голова, – подбодрил я ее, заметив, что остальным до ее проблем нет дела. – Исключительно. Говорю вам это, как специалист.
– По головам? – уточнил какой-то молодой человек в спортивном костюме. – Специалист, в смысле?
– Ну да, – улыбнулся я и потер свой подбородок, причем так, чтобы черный камень на перстне блеснул в свете тускловатых лифтовых ламп. Выходя из квартиры я, сам не знаю зачем, нацепил на палец подарок Старика. И вот он пригодился. Просто я сам хамить люблю, есть такой грех, но не люблю, когда хамят мне. Такая вот политика двойных стандартов. – Желаете проверить? Так айда со мной на двадцать восьмой этаж.
– Благодарю, мне как раз выходить надо, – молодой человек одарил меня белозубой улыбкой и выскочил в как раз открывшиеся двери лифта.
Следом за ним кабину покинули почти все, в том числе и девушка с не просохшей после мытья головой. Сдается мне, что не всем на двенадцатом этаже выходить надо было, но перстень и инстинкт самосохранения посоветовали им поступить именно так.
Ну и ладно. Быстрее до места доберусь.
В приемной Зимина никакой суеты не было. Там, как всегда, царили тишина, покой, порядок и привычно ухоженная, не сказать – холеная, Елиза Валбетовна.
– Никифоров, – как всегда, в ее голосе имелись нотки недовольства и не очень мягкой иронии. – Ты у нас прямо как Гвидон из сказки поэта Пушкина.
– В смысле – красив, молод и богат?
– В смысле – чуть что, а ты уже мухой здесь, – не стала повышать мою самооценку референт Зимина. – Примчался и давай жужжать.
– Слова же сказать не успел! – возмутился я. – Только робко поздоровался.
– Сначала поздоровался, потом за дверь, потом корми тебя, – быстро выстроила немного унизительную для меня логическую цепочку Елиза Валбетовна. – Раньше на моей шее висело два мальчики-бездельника, а теперь их три. Причем если тех двух я знаю еще с той поры, когда им заголяли штаны и отвешивали розог по задницам за постоянные глупые проделки, то ты мне никто.
Что меня всегда восхищало в этой величественной даме – умение резать правду-матку в лицо собеседнику. Так что льстил я себе на предмет уникальности. Эта гражданка еще более независима, чем я. Она вообще образец этого дела, ее можно помещать в палату мер и весов, что квартирует в славном городе Севре, как эталон данного понятия.
Скорее всего, именно поэтому я ее с самого начала и побаивался. Все в этом мире живут по правилам – и герои, и злодеи, и финансисты, и гробовщики, и даже продавцы в косметических салонах. А если не живут – так играют. Но – тоже по правилам.
И только истинно независимые от всего люди могут себе позволить жить так, как того хочется им, махнув рукой на абсолютно все условности и положения. Причем я сейчас говорю не тех, чье состояние измеряется в огромном количестве нолей. Там нет никакой свободы и независимости, там, наоборот, и того, и другого куда меньше, чем где-либо. Там надо соответствовать везде и во всем.