Кузнецов отстранился от стола и сам себе улыбнулся. Все-таки долгое воздержание давало о себе знать. Впрочем, именно сексуальность его изобретения сделала его таким популярным. Жены по всему миру вдруг озаботились чистотой всех укромных мест в доме, потому что бесконечные насадки позволяли без труда убрать пыль откуда угодно. Мужья же, наблюдая, как их жены ползают под диванами и забираются на стеллажи, испытывали на себе «феномен домохозяйки», открытый не так давно известным ученым, который отметил явное повышение мужского либидо при выполнении супругой работ по дому.
– Чему улыбаешься?
Кузнецов повернулся на голос.
– Что-то веселое у тебя там? – спросил подошедший коллега.
– В каком-то смысле, – ответил Кузнецов, пожимая руку приятелю.
С Сорокиным они не были уж очень близкими друзьями, но если бы кто-то спросил Кузнецова про коллегу, с которым можно не только обсудит работу, но и просто приятно поболтать обо всем, то он бы, не задумываясь, указал на Игоря. И на то были причины. Игорь Сорокин отличался от основной массы людей, с которыми Кузнецову приходилось взаимодействовать на фабрике. Игорь не считал себя пупом земли, не лебезил перед начальством, с иронией относился к своим профессиональным качествам и в целом не рассчитывал на золотые горы. Зато он любил жизнь в любых ее проявлениях.
– О, Господи! – громогласно пропел Сорокин на манер католических священников. – Неужели тебя снова заставили делать эту пылетерку?
– Ага, – подтвердил Кузнецов, улыбнувшись.
Его не очень пугало, что другие работники услышат про его задание. В глубине души он даже хотел, чтобы кто-нибудь украл эту идею.
– О, несчастный, – продолжал кривляться Игорь. – За какие грехи тебе это.
– За успех прошлой вариации и ради будущего повышения, – подыграл приятелю Кузнецов.
– Алчный безумец! Тебя поглотила Мамона.
Сорокин громко расхохотался и, чуть нагнувшись над Кузнецовым, продолжил более тихим голосом:
– Но я тебе завидую. Мне тоже досталось усовершенствование.
– Твоя мультиварка? – предположил Кузнецов, пытаясь вспомнить, чем его коллега занимался раньше.
– Не-а.
– Автомобильный пылесос?
– Опять мимо.
– Контейнер для переработки мусора?
– Если бы.
– Тогда… ммм… А, вспомнил. Наверняка твоя суперполезная обеззараживающая дорожка.
– Все-все, прекрати мне сыпать соль на раны. Ни одно из этих замечательных устройств не приглянулось начальству.
– Тогда что?
– Гильотина, – тяжело вздохнул Сорокин.
– Что?
– Да-да, чертова гильотина.
– Да кому она нужна вообще? Прости, конечно.
– Все в порядке. Прав ты, бесполезная штука, – Сорокин почесал шею. – Я ее сделал, будучи в ужасном расположении духа. Знаешь, когда жить не хочется. У тебя не бывает?
– Нет, – пожал плечами Кузнецов.
Ему почему-то стало неловко за друга.
– Не бери в голову. Просто что-то депрессия накатила. Но я даже предположить не мог, что она будет продаваться. Подумать только, в мире, где почти уже никто не курит, всем понадобилась гильотинка для сигар. И это при том, что сигары сами по себе – редкое увлечение. Но кто же знал, что производители сигар включат ее в подарочный комплект? Даже у нашего босса есть такой, видимо, оттуда и заказ.
– Сочувствую.
– Да брось. В гильотине есть даже какой-то шарм. Если бы мне пришлось усовершенствовать щетки, я бы точно повесился.
Сорокин замолчал, уставившись в одну точку.
– Это всего лишь работа, – решил поддержать его Кузнецов.
– Это да, – вышел из ступора Игорь. – Я просто думаю, что, если вдруг захочу сделать гильотину в полный размер, она тоже найдет своего покупателя.
С этим словами он пошел на свое рабочее место, по пути задевая выставленные корзины для мусора. Кузнецов проводил коллегу взглядом и повернулся к экрану своего компьютера.
Он мог понять Сорокина – их жизни однообразны и скучны, и кажется, что совсем бессмысленны.
Если нет желаний. Вот у Кузнецова есть, и даже не одно. Во-первых, он уже черт-те сколько не был в отпуске. Вернее, он вообще не помнил, что когда-то в этот самый отпуск ходил. Но он много слышал про это волшебное время и про места, которые люди посещают на отдыхе.
На заставке его компьютера синело море, такое прекрасно-далекое, бескрайнее, вечное. Кузнецов погрузился в этой пейзаж, забыв на минуту и про начальство, и про работу, и даже про эту злосчастную щетку. Он представил себя там – на песке, рядом с Линой, в лучах заходящего солнца.
Вспомнив о жене, Кузнецов теперь задумался и о другом аспекте своей жизни. Дети? Готов ли он? Наверное, готов. Он никогда не думал о детях, об ответственности, о заботах, но мысль, что в их жизни появится кто-то настолько важный, кто заставит забыть о себе, немного пугала. И в то же время будоражила. Кузнецов вдруг представил, как идет с сыном на фабрику и показывает свое рабочее место, как объясняет ему, что такое работа, для чего нужны деньги, как устроен мир. Впрочем, этого Кузнецов и сам не до конца понимал, но дал себе слово, что обязательно разберется. Для него – маленького человечка, который только начнет жить.
6