Кузнецов. Опальный адмирал

— Ты, как всегда, прям и честен, Николай Герасимович, — улыбнулся Кожанов. — Верю, что стараешься не ради орденов, но за добрые дела не грех и орден дать как стимул к новым доблестям. К тому же ты командир, на тебя подчиненные держат пеленг в службе. — Комфлот достал папиросы и закурил. — Знаешь, я в двадцать два года стал командиром отряда моряков на Волге. Шла Гражданская война. Красные рубились с белыми не на жизнь, а на смерть. Высадились мы как-то на суше и сразу в бой. Скомандовал своим орлам идти в атаку, но никто не поднялся, лежат, прижавшись к земле. А вражьи пули косят траву. Тогда я вскочил с наганом в руке и во всю глотку заорал: «За мной, в атаку!» И моряки стеной пошли на беляков. Тогда-то я и понял, что личный пример командира что маузер — бьет наверняка. А вообще-то военного лиха я хлебнул сполна, особенно когда командовал экспедиционным корпусом на Каспии и вместе с Федором Раскольниковым{Раскольников Федор Федорович (1892–1939) — советский государственный и военный деятель, дипломат, журналист. В 1919–1920 гг. командовал Волжской флотилией, затем Балтийским флотом.} громил английских интервентов.

— И я в девятнадцатом добровольно вступил в Северо-Двинскую военную флотилию в пятнадцать лет, прибавив себе недостающие два года, чтобы стать военным моряком, — сказал Кузнецов. — В боях, правда, не участвовал. Печатал секретные приказы и донесения с фронта. В двадцать втором стал курсантом Военно-морского училища в Петрограде. А вы, наверное, после войны стали командиром корабля?

— Что ты! — махнул рукой Кожанов. — Для меня началась другая война. Практики у меня было хоть отбавляй, а глубоких теоретических знаний кот наплакал. Потому-то в двадцать четвертом стал слушателем Военно-морской академии. Там меня крепко подковали. После учебы попросился на корабли, но направили военно-морским атташе в Японию. Повезло лишь после возвращения на Родину — назначили командиром эсминца «Урицкий». Вдоволь наглотался морской солености, но от моря не ушел. В тридцать первом стал командующим флотом.

— В это время я учился в Военно-морской академии, закончил ее в тридцать втором с отличием…

— И тебя начальник Морских сил РККА наградил пистолетом системы Коровина как командира-ударника? — прервал его Кожанов. — Так или я что-то напутал?

— Все верно, а кто вам рассказал? — удивился Кузнецов.

— Сорока на хвосте принесла! — пошутил Кожанов. И серьезно добавил: — Плох тот командир, который ничего не знает о своих подчиненных. Кстати, на днях я познакомился с твоей женой Натальей Казимировной.

— Где? — снова удивился Николай Герасимович.

— На причале. Она с малышом приходила к тебе, а ты уже ушел в море. Красивая у тебя жена. Любишь ее?

Кузнецов шевельнул бровями.

— Сына мне родила, как же ее не любить?!

Кожанов помолчал, о чем-то задумавшись. Потом спросил Кузнецова, почему на прошлой неделе, когда корабли вернулись с моря, тот ночевал на корабле. Об этом ему сказал старпом.

— Повздорил я с женой, — признался Николай Герасимович. — У Натальи колючий характер… Пришел домой, а ее нет. Оказывается, оставила сына у соседки, а сама ушла к подруге. Вернулась поздно ночью. Ну а я, значит, вспылил…

— С женой воевать грешно, — с усмешкой заметил Кожанов. — Ты уж постарайся сдерживать свои эмоции. Думаешь, у меня жена сахар? Как бы не так! Тоже порой ссоримся, но я стараюсь во всем ей уступать.

«Моя Наталья на мужиков глаза пялит», — едва не вырвалось у Николая Герасимовича.

— Пора тебе помириться с ней, не то если придет ко мне с жалобой, пеняй на себя. У командира семья должна быть крепкой!

— Учту, товарищ командующий, — напряженным голосом произнес Кузнецов.

Кожанов ценил его за «неукротимую энергию и энтузиазм». Кузнецов разработал систему боевой готовности одиночного корабля, позже ее внедрили на всех флотах. Если раньше крейсер готовился к выходу в море едва ли не четыре часа, то теперь метод экстренного прогрева турбин позволял это сделать за 15–20 минут. По инициативе Кузнецова комендоры{Комендоры — артиллеристы.} крейсера повели борьбу за поражение противника первым залпом. Почин «Червоной Украины» подхватили другие корабли, а вскоре и весь флот.

— Я, конечно, не герой, но приятно, когда по моему крейсеру равняются другие, — сказал Николай Герасимович, когда на разборе учений комфлот похвалил его.

Правда, в тот же день начальник штаба Душенов за чашкой чаю как бы вскользь заметил Кожанову: мол, на крейсере люди хорошо действуют на учениях, а в повседневной службе там имеются серьезные огрехи…

— Да? — насторожился комфлот.

В канун ноябрьских праздников Кожанов неожиданно устроил проверку боевой готовности крейсера. Едва ступив на палубу корабля и приняв рапорт капитана 2-го ранга Кузнецова, он сухо произнес:

— Боевая тревога! Срочный выход в море! — И, понизив голос, добавил, глядя на недоумевающего командира: — Хочу проверить организацию службы на общекорабельном учении, имитируя бой с противником.

— Есть! — повеселел Кузнецов.