Кузнецов. Опальный адмирал

Первомайский парад на Красной площади был людный. У всех — радостные лица, к тому же погода выдалась хорошая. Утро тихое, безветренное, в небе островками плыли белые облака. Нарком ВМФ в числе других военачальников стоял на трибуне мавзолея и не сводил глаз с площади, когда по ней стройными рядами, чеканя шаг, шли красиво и слаженно курсанты Ленинградского военно-морского училища имени Фрунзе. Им горячо рукоплескали москвичи и гости столицы. Сталин тоже хлопал в ладоши. Повернувшись к Кузнецову, он сказал:

— Хорошее морское училище, и готовит оно для флота отменных командиров. Так мне заявил нарком Ворошилов. Вы, кажется, тоже в нем учились?

— Давно, товарищ Сталин, еще в двадцать шестом году. Когда плавал на корабле, то рассказывал морякам, что это училище создавал Петр Первый.

— Выходит, этому училищу уже более двухсот лет? — удивился Сталин.

— Так точно! — Нарком помолчал. — Я вот о чем подумал. Давайте учредим День Военно-морского флота и будем широко отмечать его! Народ наш любит моряков, и этот праздник всем придется по душе. И военный флот от этого выиграет. Как вы считаете?

— Хорошая мысль, — согласился Сталин. — Надо подумать…

Вскоре после майских праздников Кузнецову позвонил секретарь ЦК партии Жданов, который вместе с Молотовым курировал военный флот.

— Николай Герасимович, срочно внесите в правительство предложение о введении Дня Военно-морского флота, — сказал он. — У меня был разговор с Иосифом Виссарионовичем, и, как я понял, это вы настроили его на это дело, И мне ни слова? Ладно, я не сержусь. Утром чтобы ваш документ был у меня на столе.

— Есть, Андрей Александрович! — обрадовался Кузнецов.

Каково же было его удивление, когда на второй день после этого разговора в «Правде» он прочел соответствующее постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б)! Особенно запали ему в душу строки: «Сделать День Военно-Морского Флота днем всенародного праздника и смотра состояния военно-морской работы всех общественных организаций». Документ подписали Председатель СНК Молотов и секретарь ЦК ВКП(б) Сталин.

— Вы читали постановление? — спросил наркома Галлер, едва вошел в кабинет. — Вот здорово, а? И как вам удалось пробить это дело?

— Читал, Лев Михайлович, и моя душа словно пела! — улыбнулся Николай Герасимович. — Я пробил, как ты выразился, очень просто. Во время первомайского парада Сталин похвалил курсантов, как отлично шли они в строю по Красной площади. Я и предложил ему…

После майских праздников Кузнецов выехал в Севастополь. Корабли стояли на Евпаторийском рейде. Еще издали он увидел своего красавца — крейсер «Червона Украина», откуда четыре года назад уехал в далекую мятежную Испанию. Катер подошел к трапу, и нарком поднялся на палубу. Сердце напряженно и гулко забилось. Командир крейсера встретил его рапортом:

— Товарищ народный комиссар, личный состав крейсера построен по большому сбору по случаю вашего прибытия…

— Ладно, командир, все понял, — тихо обронил Кузнецов. — Хочу пройтись по кораблю.

— Разрешите вас сопровождать?

— Не надо, командир. Здесь мне знаком каждый уголок…

«Непонятно, отчего разволновался нарком? — подумал командир. — «Крейсер живет в моем сердце… Странно, однако…»

(Николай Герасимович не красовался, он сказал правду. В 1970 году автору этого романа, в то время старшему адъютанту маршала Буденного, Семен Михайлович поручил съездить к адмиралу Кузнецову и пригласить его на дачу в Баковку. «Я трижды ему звонил, но никто не взял трубку, — посетовал Буденный. — Когда у нас День флота, через неделю? Вот я и хочу повидать его. А ты моряк, служил на флоте под его началом, тебе и карты в руки. Так что поезжай и без него не возвращайся!» Когда я передал Николаю Герасимовичу просьбу маршала, он оживился, повеселел.

— Дома я один, Верочка с детьми на даче, так что поеду к Семену Михайловичу. — И он стал одеваться. — Да и вопросы к нему есть. Буденный ведь был членом Ставки Верховного главнокомандования, а я стал им лишь в конце войны!

Маршал ожидал нас на крыльце дачи. Он обнял Николая Герасимовича, приговаривая:

— Как я по тебе, моряк, соскучился…

— И я тоже, Семен Михайлович.

— Сколько тебе было, когда ушел в отставку?

— Пятьдесят один…

— Садись в кресло, малость потолкуем. — Маршал тоже сел рядом. — Тебя «съел» кукурузник Никита, жаль, что к этому делу приложил свою руку и мой коллега Георгий Жуков. Как-то я спросил его, не видел ли он опального адмирала. — «Я сам опальный, Хрущев и меня «съел», — отозвался Георгий Константинович.