— Ну и что? — усмехнулся Антонов, смягчившись. — Генштаб есть Генштаб, и ему в первую очередь надо давать информацию. Это не я придумал — так потребовал Сталин. Так что прошу нас не игнорировать. — Он взял папку, раскрыл ее. — А теперь поговорим о другом…
Первый заместитель начальника Генштаба сообщил наркому ВМФ о предстоящем наступлении на Северном Кавказе с целью освобождения Новороссийска, не называя пока его сроки. Замысел таков: нанести по городу удар с трех сторон, а когда Новороссийск будет взят, продолжать наступление на Верхнебаканский и Анапу. Для этого создаются две сухопутные группы войск: восточная, которая станет наступать со стороны Туапсинского шоссе, и южная — ее войска нанесут удар с Мысхако. А группа десантных войск будет штурмовать Новороссийск с моря. Антонов откинулся на спинку кресла, зевнул.
— Извините, Николай Герасимович, эту ночь почти не спал. Трижды вызывал Верховный, дважды звонил мой начальник маршал Василевский… Так вот, что касается вас в предстоящей операции, — продолжал Антонов, — руководство десантом возлагается на командующего Черноморским флотом адмирала Владимирского, и об этом ему уже сказано. А командира силами высадки подберите сами. Нужен энергичный, толковый адмирал. Через день-два вас вызовут в Ставку. Так что обсудите это дело в Главморштабе…
— Будет сделано, Алексей Иннокентьевич. — Кузнецов встал.
Разговор в наркомате ВМФ был предметным. По наметкам Главморштаба Черноморский флот мог выделить для десанта около 50 кораблей, в том числе крейсера. Исполняющий обязанности начальника Главморштаба вице-адмирал Степанов предложил использовать в десанте малые корабли: им легче подойти к берегу и высадить людей. Что касается эсминцев и крейсеров, то их задачей станет прикрытие десанта и обстрел берега, занятого врагом.
— Высадка в Цемесской бухте и в порту будет нелегкой, — предупредил адмирал Ставицкий. — Когда мы с вами, Николай Герасимович, в апреле-мае были в тех местах, то воздушная аэрофотосъемка показала, что немцы сильно укрепили Новороссийск. Доты и дзоты, вкопанные в землю танки, у самой воды — пулеметные доты, на молах и пристанях — колючая проволока в несколько рядов, мины…
— Ясное дело, не зря же немцы назвали свою оборону «Голубой линией», прорвать ее будет нелегко, — произнес Кузнецов. — Назначить командиром высадки десанта я предлагаю адмирала Холостякова. У него, пожалуй, в этом деле опыта больше, чем у кого-либо.
— Я тоже хотел предложить его кандидатуру, — подал голос адмирал Исаков. — Георгий Никитич хорошо проявил себя в Керченско-Феодосийской операции.
— Крепко понюхал пороху, что и говорить, — заметил нарком. — Полагаю, нас не подведет. И вообще, товарищи, нам надо больше доверять людям, это окрыляет их. Приказ, конечно, свят для каждого, в нем и сила большая заключена, но если человек не пропустил приказ через свое сердце, то ничего героического от него не жди…
В ночь на 10 сентября корабли и десантные суда вышли из Геленджика, а в три часа ночи внезапно для врага начали высадку десанта в Новороссийском порту. Боносетевые заграждения, прикрывавшие вход в бухту, были уничтожены взрывами торпед, которые выпустили по ним торпедные катера. Вскоре перешли в наступление основные силы 18-й армии генерала Леселидзе. Пять тысяч десантников обрушили удар на врага! Пять дней немцы яростно сопротивлялись, а на шестой их оборона была смята и Новороссийск был взят!
«Теперь на очереди Севастополь», — вздохнул Кузнецов. Он почувствовал, что ему стало легче.
«Дуглас» наркома ВМФ приземлился на аэродроме в Москве. Перелет с Черного моря был трудным — дул сильный ветер, самолет бросало из стороны в сторону. И в столице погода выдалась скверной: сыпал дождь, над городом нависли черные лохматые тучи. Точно такая же погода в Москве была в октябре сорок первого года.
Покинув самолет, Кузнецов взглянул на часы — начало седьмого. «В наркомате, видимо, еще никого нет, кроме дежурной службы, — подумал он и все же решил туда заехать. — Потом надо дома выспаться, а уж потом собраться с мыслями и пойти на доклад в Генеральный штаб». Но едва он вошел в свой кабинет, как в дверях появился вице-адмирал Степанов. Николай Герасимович поздоровался.
— Чего так рано, Георгий Андреевич? Что-нибудь случилось?