Кутузов

Весь 1772 год велись дипломатические переговоры о мире, которые начались 19 мая. Турецкие дипломаты умышленно затягивали дело, и на театре военных действий наступило временное затишье. Кутузов, не страдавший тягой к одиночеству, для развлечения посещал все офицерские собрания и, «обладая веселым характером, живостью воображения, чрезвычайною наблюдательностью и способностью подражать манерам, жестам, интонациям других людей», однажды позволил себе изобразить и самого Румянцева. Слух об этом дошел до фельдмаршала, отличавшегося вспыльчивым характером и взрывным темпераментом. Его негодованию не было предела. Забывшегося офицера следовало поставить на место: не уведомив самого Кутузова, он перевел его приказом из своей армии в Крымскую, состоявшую под командованием князя Василия Михайловича Долгорукова, покорителя Крыма в 1771 году. Что ж, это был хороший урок. Кутузов на протяжении всей жизни преклонялся перед Румянцевым, ни разу не выразив при этом обиду или неудовольствие. В его глазах начальник был абсолютно прав, вовремя указав ему на несовместимое с офицерским званием поведение. Через много лет Кутузов с неожиданной для окружающих резкостью одернул молодого офицера, позволившего себе шутовскую выходку в тарутинском лагере: «В лагере много продавалось вещей, принадлежавших Неаполитанскому королю Мюрату (маршалу Наполеона. — Л. И.), весь обоз которого был захвачен казаками и разграблен. Пришел мне на память один замечательный случай: в числе продаваемых вещей был какой-то темно-пунцовый бархатный кафтан Мюрата, вышитый на груди, на спине и по подолу золотом, отороченный каким-то мехом, и такого же цвета бархатная шапка, на манер конфедераток, но без пера; все это купил за ничтожную цену, кажется, за пять рублей, офицер нашей бригады Добрынин, и после одной попойки, происходившей у князя Горчакова, когда уже порядочно нагрузились, пришла шутовская мысль нам одеть Добрынина в мюратовское платье, воткнуть в шапку вместо недостающего пера красный помпон музыкантский и в таком наряде пустить его по всему лагерю. Эффект произошел необыкновенный! Где мы ни проходили, все с хохотом выбегали из палаток и присоединялись к нам. Дежурный генерал Коновницын, Кайсаров и многие другие из штабных и близких лиц главнокомандующего разделяли нашу общую веселость.