Главнокомандующий начал с того, что собрал все войска на левом берегу Дуная, приказал уничтожить укрепления Силистрии и Никополя на правом берегу, где нетронутым остался лишь Рущук и при нем переправа через Дунай на случай наступательных действий. Он не стал растягивать наличные силы на тысячу километров вдоль берега: прямой обороне он явно предпочитал косвенную, что уже доказывает, что в его глазах «кордонная стратегия» отжила свой век. «Раздробление войск, без подвижных корпусов, отворит путь в Валахию первому неприятельскому корпусу несколько значительному», — объяснял Кутузов свои действия в донесении императору. Удивительно, но ошибка в расположении войск, которой старый полководец избежал на Дунае, в его отсутствие была допущена в размещении соединений, ожидавших вторжения Наполеона на западной границе! Кутузов же распределил свои войска так, чтобы они могли при необходимости за три дня сосредоточиться у Рущука. Свой левый фланг, куда, по слухам, турки направляли значительную морскую силу, Кутузов прикрыл большей частью своей флотилии. На правом же фланге ситуация разрешалась иным способом, в котором Михаил Илларионович был также смолоду силен. В Виддине находилось около 400 судов, которыми легко могли воспользоваться турки при переправе через Дунай, чтобы вторгнуться в малую Валахию. С точки зрения Кутузова, это был наиболее вероятный «шахматный ход» великого визиря. Последствия показали, что и в этом он не ошибся. В этих условиях Михаил Илларионович приказал генералу Зассу завязать самые тесные отношения с комендантом Виддина Муллой-пашой, который уже давно тяготился зависимостью от султана. Муллу-пашу можно было понять: он уже много лет использовал суда, находившиеся в Виддине, для морской торговли, получая доходы как от самой торговли, так и от пошлинных сборов. Больше всего он опасался, что русские помешают его коммерции, поэтому сразу же дал клятвенное обещание генералу Зассу не пускать в Виддин направляющийся туда корпус Исмаил-бея. Для того чтобы утвердить Муллу-пашу в этом намерении, Кутузов приказал сообщить ему, что, по слухам, Исмаил-бей получил повеление султана отрубить Мулле-паше голову. Почувствовав, что виддинский комендант готов к дальнейшему сотрудничеству с русским командованием, Михаил Илларионович через генерала Засса предложил ему, в обмен на «охранительную грамоту», передать русским все 400 судов. «Предложите паше, — писал Кутузов генералу Зассу, — чтобы он отправил суда в Радоговец, обыкновенное место их разгрузки, где наши войска могли бы их взять, после чего паша будет иметь предлог сказать своим, что русские полонили суда вооруженной рукой. Все убытки обещайте с нашей стороны вознаградить» 17. Тут выяснилось, что большая часть этих судов принадлежала местным жителям, без ведома которых Мулла-паша не мог распродать чужую собственность, опасаясь бунта. Михаил Илларионович предложил выкупить морской транспорт. Мулла-паша первоначально оценил суда в 50 тысяч червонцев, а затем согласился вдвое сбавить цену. Кутузов отправил Зассу 25 тысяч червонцев…
Перспектива военной кампании виделась полководцу весьма определенно. «Идти к Шумле атаковать Верховного визиря невозможно и бесполезно, — объяснял он в донесении государю, — завоевание Шумлы по принятому плану оборонительной войны совсем не нужно. Но может быть скромным поведением моим ободрю самого Визиря выйти из Шумлы или, по крайней мере, выслать значительное число войска к Разграду и далее к Рущуку. Тогда, соединив корпуса графа Ланжерона и Эссена и оставя небольшой гарнизон в Рущуке, поведу их на неприятеля; конечно, с помощью Божиею, разобью его <…>» 18. Александру I, тяжело пережившему смерть графа Каменского, эти заверения его преемника, вероятно, представлялись не чем иным, как самонадеянным бахвальством старого вояки, который бестактно намекал на безрезультатные действия своих предшественников: «<…> Брать приступом крепости с большою потерею людей и с тем, чтобы вследствие оборонительной войны опять оставлять их, стоило бы весьма дорого и было бы весьма неблагоразумно. Сожалею очень, что не могу представить повествования о блистательных моих действиях и быстрых победах, но доношу только о весьма умеренных, единственно оборонительной войне свойственных предположениях» 19. Посвятив императора в свои стратегические соображения, Михаил Илларионович счел нужным разъяснить ему свои тактические приоритеты, с помощью которых полководец рассчитывал «за один поход достигнуть мира на желаемых условиях». Он писал о своем грядущем успехе буднично и без тени сомнений так, что впоследствии у А. И. Михайловского-Данилевского вырвалась восторженная фраза: «И все предположения сбылись точно так, как Кутузов предвидел!»