Смерть Екатерины II, безусловно, была для М. И. Кутузова потрясением. Как и все, он, вероятно, явился с утра во дворец. Плакал ли он в то время, когда князь Платон Зубов, в слезах, расцарапал себе в отчаянии лицо, когда в голос рыдал граф А. А. Безбородко? Скорее всего, нет. Во-первых, государыня не хотела видеть своих соратников в слезах; во-вторых, этот человек оставался спокойным, когда у него на глазах погибали близкие люди; в-третьих, за сподвижниками умиравшей Екатерины пристально наблюдали приверженцы нового императора, а зачем им было знать, что творилось у него в сердце? Михаил Илларионович прекрасно понимал, что публичные слезы не всегда выражают преданность и скорбь. Может быть, в тот день он впервые представился многим лишенным искренности и прямодушия. Но умение Кутузова принимать события без эмоций — характерная черта аристократа, воспитанного в духе принца де Линя. Разве не такой была сама Екатерина? Современники единодушно отмечали преданность Кутузова памяти покойной императрицы. Мир вокруг «великого генерала» оборвавшегося царствования стремительно менялся. Французы, например, при всех политических изменениях внутри страны вели отсчет времени от взятия Бастилии, неслучайно вплоть до коронации Наполеона они пользовались революционным календарем. Но старшее и даже среднее поколение русских военных жили в иной системе координат. В их сознании традиция служения престолу и Отечеству, заложенная Петром Великим и поддержанная Екатериной II, была неотъемлемой частью бытия. Эпоха «Большой войны» в Европе для русского генералитета была насыщена драматическими грозовыми событиями, она ломала их представления об окружающем мире, но это не означало отказа от прошлого.