Кутузов

В темную мартовскую ночь 1801 года Александр вышел из спальни, где лежал его задушенный отец, и дрожащим голосом сказал караулу солдат Семеновского полка:

– Батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при мне будет, как при бабушке…

Для солдат дело было, конечно, не «в бабушке», а в том, что при Екатерине II жил и действовал Суворов, были иные порядки в армии.

Александр лгал, обещая солдатам порядки «как при бабушке», ибо ему самому были чужды все суворовское и сами суворовцы. Перед ним были образ задушенного отца, призрак задушенного деда, и Александр готов был солгать что угодно. Он вырос между бабкой и отцом, хитря и лицемеря, и ложью начал свое царствование.

Зная, что страна, армия ждут от него отмены жутких порядков, насажденных Павлом, что все ждут от него реформ, он их обещал. Но началась не эпоха преобразований, а, как писали историки, «эпоха колебаний». Александр начал свое царствование в условиях дальнейших успехов промышленной революции в Европе и разложения крепостного строя в России. Влияние прогрессивных идей французской буржуазной революции все сильнее проникало в Россию, и потому колебалась политика царя. Он делал вид, что является сторонником прогресса, и даже пригласил в комиссию по преобразованиям Радищева, который при Екатерине был сослан за выступление против крепостного права и деспотизма царей. Но Радищев скоро убедился, что Александр обманывает Россию, комиссия не вносит улучшений в жизнь народа, и, больной, измученный ссылкой, покончил жизнь самоубийством.

То подобие реформ в армии, которое предложила созданная Александром комиссия, коснулось только пенсий и отчасти хозяйства, оставив обучение и боевую подготовку войск на прежних, павловских, основах. Суворовцы были еще не у дел, вне армии находился и Михаил Илларионович Кутузов.

Около года Михаил Илларионович был генерал-губернатором Петербурга, но Александр остался им недоволен «за неисправности в полицейской службе».

В августе 1802 года его «уволили по прошению», а по существу, просто удалили из Петербурга. Кутузов уехал в свою деревню Горошки Волынской губернии.

Письма Кутузова к жене в первый же год жизни в деревне говорят о том, что он жил уединенно, занимался сельским хозяйством, стараясь его сделать культурным и прибыльным, изыскивая способы достать денег, которых у него, по-видимому, было немного.

«Об деньгах очень забочусь, – пишет он. – Слышал я, что продается какая-то книга в Петербурге об водяных коммуникациях. Сделай милость – пришли мне, здесь очень нужно для того, что думаю весьма о коммерции».

Кутузов приобретает селитряный завод, занимается продажей пеньки, поташа; его сильно занимают масличные семена, которые «сеются в Индии и Египте».

«Мужики русские, – читаем в его письме, – подали на управителя превеликую жалобу, что их утесняет управитель и все русские мужики желают иметь управителем Теленкова, который раньше управлял на дальней даче, и он, сказывают, действительно добрый человек».

Бездействие и недостаток средств тяжело отражались па Кутузове. В 1804 году в его письмах к жене уже сквозит отчаяние:

«Посылаю, мой друг, тысячу рублей и еще, сколько могу, посылать буду до отъезда своего. Скучно работать и поправлять экономию, когда вижу, что состояние так расстроено; иногда, ей-богу, из отчаянья хочется все бросить и отдаться на волю божию.

Видя же себя в таких летах и здоровьи, что другого именья не наживу, боюсь проводить дни старости в бедности и нужде, а все труды и опасности молодых лет и раны видеть потерянными; и эта скучная мысль отвлекает меня от всего и делает неспособным…»

…Ноют старые раны. Ноги, согнутые ревматизмом, с трудом носят тучное тело. И каждое утро, просыпаясь, ощущал Кутузов, как все более тусклым кажутся ему окружающие предметы и глаз, близ которого прошла турецкая пуля, погас совсем.

Кутузова охватывала тоска обреченного на бездеятельность человека, которого ждет бедность и полное забвение. Он вспоминал Суворова, который и славой, и званием, и богатством своим был значительнее его. Но, отстраненный от службы и сосланный в маленькую новгородскую деревушку Кончанское, так же вот, как и он, Кутузов, тосковал, метался, порывался что-то делать и в бессилии утихал. Кутузов вспоминал, как умер его друг и учитель, великий русский человек, – в одиночестве, всеми брошенный, в тяжких мучениях.

ГЛАВА IV

У Кутузова и Суворова одна судьба. Их травили, преследовали, подвергали опале, о них забывали, когда не было войны. О них вспоминали, когда нависала опасность, отвратить которую не в силах были ни монархи, ни их любимые приспешники.