Кутузов

Он уже заранее все приготовил: назначил губернатором Москвы маршала Мортье (какая честь для гвардии!), комендантом — генерала Дюронеля, интендантом, правителем Московской губернии — бывшего консула в России Лессепса, составил прокламацию жителям — а жителей что-то не видно.

— Поезжайте, поторопите! Эти скифы, вероятно, не знают, как проходят подобные церемонии. Почему так медлят? Могли бы одеться заранее. Со страху растеряли штаны! А может, спешно делают ключи, если у них нет городских стен и ворот. Могли бы взять хотя бы от Кремля. Какое это имеет значение?

Наполеон послал польских улан. Задержка вызвала разные толки.

Первыми зашептались шассеры, ближе всех стоявшие к Наполеону:

— Что за дьявольщина?

Солдаты, которые недавно высмеивали товарищей, предполагавших, что Москва пуста, теперь только пожимали плечами.

— Таким образом больших городов не покидают. Эти канальи попрятались, как кролики. Мы их разыщем! Они еще будут стоять перед нами на коленях! — обнадеживал "ворчунов" капитан 1-й роты Лефрансо.

И все-таки гвардия первая услыхала недобрые вести:

— Москва пуста.

— Все уехали.

— Пусть их дворяне уехали — не жалко. Лишь бы оставили нам свои запасы и погреба.

— И горничных, — шутили гвардейцы.

К Наполеону вернулись посланные польские офицеры. Они доложили:

— Ни русского губернатора, ни коменданта в Москве нет: уехали.

Наполеон покраснел.

— Не может быть! Надо удостовериться. Поляки — трусы: они боятся отъехать в сторону на два лье. Дарю! — сердито окликнул император. — Поезжайте и приведите мне… — он щелкал пальцами, — опять забыл, как в России называется высший класс… Приведите мне этих… бояр! — вспомнил он наконец.

Дарю уехал.

Император помрачнел. От недавнего восторженного настроения не осталось и следа. Недобрые предчувствия охватили свиту. Генералы молчали, уже не восхищаясь Москвой.

Наполеон стал быстро ходить по пыльной улице. Он заметно волновался: то снимал, то надевал перчатку, мял носовой платок, машинально вытирал им вспотевшую короткую шею, потом пытался засунуть платок в карманчик мундира, где лежала табакерка.

Ему вспоминались пышные, торжественные встречи в Милане, Вене, Берлине. Как тогда он был весел и как теперь зол!

— Идут! Идут! — зашептали сзади.

Наполеон остановился и глянул.

Дарю возвращался действительно не один. Перед взводом конных гренадер шло около десятка каких-то горожан. Уже издали было видно, что это не депутаты, не магистрат. По скромной одежде это были в лучшем случае мелкие чиновники. Среди них выделялся костюмом небольшой толстенький человек. На нем был темно-коричневый суконный фрак с необычайно узким воротником и круглыми металлическими пуговицами, какой был модным в Париже лет десять тому назад, и широкие сапоги a la Суворов с отворотами из желтой кожи. Они подошли к Наполеону и, сняв почтительно шляпы, стали перед ним.

— Кто вы? — неласково спросил Наполеон у толстяка.

— Француз, поселившийся в Москве.

— Стало быть, мой подданный. Вы что, негоциант?

— У меня был книжный магазин.

— Где сенат?

— Уехал.

— Где губернатор?

— Уехал.

— Где народ? — топнул ногой император.

— Уехал.

— Кто же в Москве?

— Никого.

— Вы лжете!

— Клянусь честью, ваше величество!

— Молчите о чести! Болван!.. Коня! — крикнул, оборачиваясь к свите, Наполеон.

Рустан быстро подвел коня. Наполеон сам вскочил в седло.

Он помчался в этот загадочный, молчаливый, не покоренный, не сдавшийся город.

Шумел, горел пожар
московский,
Дым расстилался по реке.
А на стенах высот
кремлевских
Стоял он в сером сюртуке.

Песня

Француз Москву разоряет,
С того конца зажигает!

Народная песня

III

Первую ночь в Москве Наполеон провел в каком-то кабаке у заставы, поместив по всем переулкам Дорогомиловской слободы патрули и пушки.

Наполеон не хотел разбивать свои палатки. Он рассчитывал завтра ночевать в роскошных кремлевских покоях, где жили русские цари. Император лег в кровать, поставленную среди большой залы. Стены залы были в зеркалах, и вся она пропахла запахом водки и кухни.

Но спать Наполеону не пришлось: к императору примчался адъютант Мюрата с известием, что в Москве в нескольких местах возникли пожары.

Вначале это не особенно беспокоило Наполеона. Понятно: пришли в чужой, к тому же безлюдный город и стали раскладывать костры поближе к домам, не заботясь о том, что дома большею частью деревянные — вот вам и пожар. Наполеон прекрасно знал психологию солдата: после нас — хоть потоп! Сам был таким.

Москва для них — не то, что для Наполеона. Адъютант Мюрата без удовольствия собирался ехать назад, в этот пусть и великолепный, но странный и страшный город. Не верилось, чтоб хитрые азиаты просто оставили богатейшую столицу. Французам на каждом шагу мерещилась опасность. Было дико идти мимо бесчисленных, безжизненных домов, мимо окон и дверей, за которыми не видно ни одного живого человека.

Адъютант делился переживаниями первых французских солдат, вступивших в опустевший город: