Кустодиев

В мельтешении фигур и лиц на полотне, изображающем праздник на главной площади города, выделяется одна пара — здоровенный матрос, шагающий от Александровской колонны, и прихватившая его под руку дебелая девица в розовом платье и такой же шляпке, с черным бантом на шее. Ну чем (в несколько утрированном виде) не купчиха со своим кавалером! Эту пару, изображенную с легким, чисто кустодиевским юмором, художник считал своей удачей, неоднократно воспроизводил в акварелях и гравировал под названиями «Матрос и барышня», «Матрос и милая». Одна из таких акварелей попала в коллекцию работ Кустодиева, собранных П. Л. Капицей.

Вариант той же пары, «матроса и милой», оказался и в центре другой картины Кустодиева, посвященной торжествам в честь конгресса Коминтерна, — в написанном двумя годами позже «Ночном празднике на Неве». Эта яркая пара, включенная в народное гулянье, запоминается и придает полотнам убедительность, жизненность. А флаги над площадью Урицкого, лучи прожекторов и фейерверк над Невой, летающие в небе аэропланы воспринимаются как эффектная красочная декорация.

Пока Кустодиев в поте лица трудился над своими полотнами, его имя, как и имя сподвижника по «Миру искусства» Александра Бенуа, привлекло внимание высоких государственных деятелей. В начале марта 1921 года нарком просвещения А. В. Луначарский срочно отвечает на запрос Ленина, предложившего дать характеристику группе известных ученых и деятелей культуры и искусства. В список интересовавших Ленина лиц попали академики Иоффе, Кони, Платонов, Щербатской, Бехтерев, а также Бенуа, Кустодиев, несколько архитекторов, профессор Левинсон-Лессинг, Александр Блок.

Свой ответ на «секретное отношение» Луначарский направил для Ленина на имя управляющего делами Совнаркома Н. Горбунова, который и посылал ему запрос.

Для характеристики эпохи стоит прочитать отзыв Луначарского об Александре Бенуа. После серии комплиментов в его адрес («тончайший эстет», «замечательный художник», «очаровательнейший человек») следует более деловое: «После Октябрьского переворота я бывал у него на дому, он с величайшим интересом следил за первыми шагами нового режима. Он был одним из первых крупных интеллигентов, сразу пошедших к нам на службу и работу. Однако постепенно он огорчался все больше, жизненные невзгоды, недовольство коммунистами, поставленными для контроля над всей работой, вызвали в нем известное брюзжание, постепенно перешедшее даже в прямое недовольство. Думаю, что сейчас он другом Советской власти не является, тем не менее он как директор самой важной части Эрмитажа (Средневековье и эпоха Возрождения) приносит нам огромные услуги…»

Мнение Луначарского о Кустодиеве также весьма неоднозначно, «Кустодиев — весьма демократически настроений и по-своему великий художник, думается — крупнейший из мастеров живописи, имеющихся сейчас в России. Знаю, что в последнее время страшно бедствовал. Когда это было доведено до моего сведения, я принял все меры к улучшению его положения, не знаю, достаточны ли они. Всегда был демократом с эсеровским налетом, как теперь — не знаю» [448].

В мае Кустодиеву, на протяжении четырех лет безвыездно жившему в Петрограде, представилась возможность выбраться в Москву. Там, в студии имени Горького, ставили пьесу Гусева-Оренбургского «Страна отцов», и Кустодиеву предложили оформить спектакль. Студия располагалась на Садово-Кудринской улице, напротив цирка, и там же разместили художника с сопровождавшей его семьей.

Однажды, в воскресный день, когда артистов в студии не было, Кустодиеву сообщили, что с ним хочет увидеться А. В. Луначарский и, если художник не возражает, нарком может прибыть к трем часам. Борис Михайлович, конечно ответил, что будет рад встрече с наркомом. Сам же ломал голову, чем же объяснить такое внимание к своей персоне представителя правительства, курирующего, среди прочего, изящные искусства. О том, что им, в узком кругу видных деятелей науки и культуры, заинтересовался Ленин, Борис Михайлович, разумеется, не знал.

Наркома чем-то надо угощать, и Юлия Евстафьевна срочно принялась лепить пельмени. Луначарский приехал в намеченное время в открытом автомобиле «рено». Отведал пельменей и похвалил, посетовав, что уже забыл их вкус.

Визит продлился часа три. Луначарский признался, что давно является почитателем творчества Кустодиева и высоко ценит его талант. Затем умело направил разговор в сторону происходящих в России социальных перемен и целей осуществляемой в стране культурной политики. Беседа приобрела более живой характер, когда нарком начал вспоминать художественные музеи в европейских странах и высказывать свои предпочтения в живописи. Тут и Кустодиеву было о чем поговорить.