Мы искали, где можно включить питание, и ничего не нашли. Вся машина была как большой гладкий и обтекаемый кусок металла. Мы попытались посмотреть, что у нее внутри, да только кожух был совершенно цельный — нигде ни болта, ни заклепки.
Колпак с виду вроде бы снимался, но когда мы попытались его снять, он упрямо оставался на месте.
А вот с плетеным сиденьем дело было совсем другое. Оно кишмя кишело всякими приспособлениями для того, чтобы в нем могло сидеть любое существо, какое только можно себе представить. Мы здорово позабавились, меняя форму сиденья на все лады и стараясь догадаться, какое бы это животное могло усесться на него. Мы отпускали всякие соленые шутки, и Хэч чуть не лопнул от смеха.
Но мы по-прежнему топтались на месте и были уверены, что не продвинемся ни на шаг, пока не притащим режущие инструменты и не вскроем машину, чтобы узнать, с чем ее едят.
Мы взяли одну машину и поволокли ее по коридорам. Добравшись до выхода, мы подумали, что дальше ее придется тащить на руках. Но ошиблись. Она заскользила по земле и даже по сыпучему песку не хуже, чем по коридорам.
После ужина Хэч спустился в рубку управления двигателями и вернулся с режущим инструментом. Металл был прочный, но в конце концов нам удалось содрать часть кожуха.
При взгляде на внутренности машины мы пришли в бешенство. Это была сплошная масса крошечных деталей, перевитых так, что в них сам черт не разобрался бы. Ни начала, ни конца найти было невозможно. Это было что-то вроде картинки-загадки, в которой все линии тянутся бесконечно и никуда не приводят.
Хэч залез в машину обеими руками и попытался отделить детали друг от друга.
Немного погодя он проворчал:
— Они ничем не скреплены друг с другом. Ни винтов, ни шарнирных креплений, даже простых шпонок нет. Но они как-то липнут друг к другу.
— Это уже чистое извращение, — сказал я.
Он взглянул на меня с усмешкой.
— Может быть, вы и правы.
Он снова полез в машину, ушиб костяшки пальцев и принялся их сосать.
— Если бы я не знал, что ошибаюсь, — заметил Хэч, — я бы сказал, что это трение.
— Магнетизм, — предположил Док.
— Послушайте меня, Док, — сказал Хэч. — Вы в медицине и то не шибко разбираетесь, так что позвольте уж заниматься механикой мне.
Чтобы не дать разгореться спору, Фрост поспешил вмешаться:
— Эта мысль о трении не так уж нелепа. Но в таком случае детали требуют совершенной обработки и шлифовки. Из теории известно, что если вы приложите две отшлифованные до совершенства поверхности друг к другу, то молекулы деталей будут взаимодействовать и сцепление станет постоянным.
Не знаю, где Фрост поднабрался всей этой премудрости. Обычно он был, как и все мы. но иногда говорил такое, что мы рты разевали. Я никогда не расспрашивал его о прошлом; такие вопросы задавать было просто неприлично.
— Дай-ка взглянуть. Может, я справлюсь. — сказал Фрост.
Хэч даже не огрызнулся. Ему утерли нос.
Фрост начал сдавливать, растягивать, скручивать, расшатывать путаницу деталей, и вдруг раздался шипящий звук, будто кто-то медленно выдохнул воздух из легких, а все детали распались сами. Они разъединились как-то очень медленно и, позвякивая, свалились в кучу на дно кожуха.
— Смотри, что ты натворил! — закричал Хэч.
— Ничего я не натворил, — сказал Фрост. — Я просто посмотрел, нельзя ли выбить одну детальку, и только это сделал, как все устройство рассыпалось.
Он показал на детальку, которую вытащил.
— Знаешь, что я думаю? — сказал Блин. — Я думаю, машину специально сделали так, чтобы она разваливалась при попытке разобраться в ней. Те, кто ее сделал, не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, как соединяются детали.
— В этом есть смысл, — сказал Док. — Не стоит с этим возиться. В конце концов машина не наша.
— Док, — сказал я, — вы странно ведете себя. Я никогда не замечал, чтобы вы отказывались от своей доли, когда мы что-нибудь находили.
— Я ничего не имею против, когда мы ограничиваемся тем, что на вашем изысканном языке называется полезными ископаемыми. Я могу даже переварить воровство произведений искусства. Но когда дело доходит до воровства мозгов… а эта машина — думающая…
Вдруг Фрост вскрикнул.
Он сидел на корточках, засунув голову в кожух машины, и я сперва подумал, что его защемило и нам придется вытаскивать его, но он выбрался сам как ни в чем не бывало.
— Я знаю, как снять колпак, — сказал он.
Это было сложное дело, почти такое же сложное, как подбор комбинации цифр, отпирающих сейф. Колпак крепился к месту множеством пазов, и надо было знать, в какую сторону поворачивать его, чтобы в конце концов снять.
Фрост засунул голову в кожух и подавал команды Хэчу, который крутил колпак то в одну сторону, то в другую, иногда тянул его вверх, а порой и нажимал на него, чтобы выпутать его из системы пазов, которыми он крепился. Блин записывал комбинации команд, которые выкрикивал Фрост, и Хэч, наконец, освободил колпак.
Как только его сняли, загадки как не бывало. Это был шлем, оснащенный множеством приспособлений, которые позволяли надеть его на любой тип головы. В точности, как сиденье, которое приспособлялось к любому седалищу.