Перед судом появились люди, на которых указал Курумилла. Они пришли под конвоем целого отряда авантюристов. С них сняли веревки; хотя они и носили апачский костюм, их заставили смыть с себя краску и уничтожить все украшения на теле.
Пленники не обнаруживали ни малейшего раскаяния, но, видимо, были недовольны, что их так пристально разглядывают.
— Приведите последнего пленника! — приказал дон Луи. При этих словах графа авантюристы удивленно посмотрели друг на друга, не понимая — все девять мексиканских пленников были уже налицо.
Но через минуту удивление перешло в гнев, и по рядам авантюристов, подобно электрической искре, пробежал глухой ропот.
Перед судом предстал полковник Флорес, он был безоружен и шел с обнаженной головой, но вызывающее выражение злобного лица бросало дерзкий вызов всем окружающим.
Его сопровождал Курумилла.
По знаку графа воцарилась тишина.
— Что это значит? — высокомерно спросил полковник. Дон Луи не позволил ему продолжать.
— Молчать! — твердо произнес он, пристально глядя на предателя.
Полковник покраснел и сейчас же умолк.
— Братья и товарищи, — начал дон Луи, — к несчастью, обстоятельства сложились очень неблагоприятно. Со всех сторон нас окружает измена, мексиканцы пустили в ход целую систему обманов и завели наш отряд в эту пустыню, где мы брошены на произвол судьбы, помощи ждать неоткуда и приходится рассчитывать только на собственные силы. Вчера генерал дон Себастьян Гверреро, видя, что его бесчестные планы почти удались, сбросил с себя маску. Он объявил нас вне покровительства закона и заклеймил позорным именем разбойников. Через два часа после его отъезда на нас напали индейцы — враги приняли все меры, ничто не могло им помешать. Но Бог хранил нас и снова спас. Теперь же я вам открою, кто был правой рукой генерала и подготовил измену, жертвами которой мы едва не стали. Это был не кто иной, — сказал граф, презрительно указывая пальцем на полковника Флореса, — не кто иной, как тот презренный человек, который присоединился к нам после прибытия в Гуаймас, не покидал нас ни на одну минуту и притворялся защитником наших интересов против злодейского коварства врагов. Мы считали его братом и питали к нему самую нежную дружбу. Он присвоил себе звание полковника и назвался Франциско Флоресом, но в действительности предатель — метис, получивший прозвище Эль-Гарручоло и состоявший помощником Эль-Бюитра — бандита, который держит в страхе всю Мексику. Посмотрите, как этот жалкий человек дрожит, сознавая, что настал час возмездия.
Граф сказал правду — дерзость покинула бандита, и все его существо выражало только животный страх.
— Вот какими людьми, — продолжал граф, — окружил нас неприятель в своих целях. После всего они еще имеют дерзость называть нас разбойниками. Но пусть будет так — мы принимаем на себя это имя и будем судить бандитов, попавших в наши руки, по простому разбойничьему закону.
Авантюристы встретили слова командира горячими аплодисментами. Все сознавали правоту его рассуждений, в их критическом положении не оставалось ничего другого, как согласиться на предложение графа. Сострадание было бы постыдной слабостью, они могли спасти себя только такими действиями, которые навели бы ужас на их врагов.
Граф опустился на свое место.
— Дон Корнелио, — сказал он, — прочтите обвиняемому те пункты, по которым он привлекается к суду.
Испанец встал и прочел длинный обвинительный акт. В качестве улик к акту было приложено множество писем, написанных самим доном Франциско, а также присланных на его имя другими лицами, как например, генералом Гверреро. Переписка служила неопровержимым доказательством измены полковника. Дон Корнелио закончил речь рассказом о свидании между доном Франциско, Эль-Бюитром и вождем апачей, происходившем накануне сражения. Авантюристы выслушали длинный перечень преступлений и измен в глубоком молчании.
— Признаете ли вы себя виновным в тех преступлениях, которые вам приписываются?
Бандит поднял голову, судьба его была решена, и он презрительно пожал плечами.
— Зачем же я стану отрицать, если все это совершенно справедливо, — ответил он.
— Значит, вы сознаетесь в том, что изменяли нам с самой первой минуты нашего знакомства?
— Черт возьми, — насмешливо произнес обвиняемый, — вы ошибаетесь, senor conde, я изменил вам гораздо раньше нашей первой встречи.
Слыша такое циничное заявление, все присутствующие возмутились.