Куртизанки дорог

Караваев встал, пытаясь освободится от Зины, но она не могла и не хотела отпустить, вцепившись в его колени. Он отвел взгляд и через мгновение захохотал, показывая пальцем куда-то в сторону. Непонимающая Зина невольно отследила взор, замерла вначале, не понимая происходящего. В зеркале у стены — стоявший во весь рост Караваев и у его ног Зина с оголившимися грудями, обхватившая коленки. Мужской халатик немного распахнут, обнажая свисающее хозяйство, еще чуть ниже заплаканное лицо.

— Да, Зиночка, картина Репина — приплыли, — сквозь смех еле выговаривал он. — И надпись: плачь — не плачь, а слезами члену не поможешь…

Он нагнулся, поднимая Зину с коленок, смахнул пальцами слезы, усадил в кресло напротив своего, и то же присел, наблюдая за реакцией. Она еще толком ничего не сообразила, не могла прийти в себя от переполнявших чувств и эмоций. Но, постепенно осваивалась, уже мысленно представила только что виденную в зеркале картину, подняла кисти рук, словно придерживая плоть и рассмеялась.

— Вот-вот — смейся и не надейся, что мальчик станет давать тебе повод к смеху. — Он вдруг посерьезнел. — Так что? Переезжаешь ко мне?

— Извините еще раз, Степан Петрович…

— Началось лето в деревне… — Перебил ее Караваев. — Ты просто скажи: переезжаешь или нет?

— Конечно переезжаю, Степан Петрович.

Он снова не дал ей договорить:

— Степан Петрович — на людях. Дома — Степан, Степа, как угодно. Все! Дуй давай в свою конуру, расскажи подружкам, собирай барахло и не задерживайся.

Зинаида упорхнула мгновенно. Бежала и не осознавала полностью переполнявшие чувства. Что более сладостно — любовь, семья или же рассказать об этом, потрепаться с подругой о привалившем счастье. Увидеть на лице зависть и восхищение потенциальных соперниц. Все, все вместе и доставляло удовольствие, окрыляло, включая подкорку и тормозя серое вещество.

Внеслась вихрем в комнату, плюхнулась на кровать с лету.

— Все, Оленька, все! — прокричала в восхищении Зина.

— Что — все? — недоуменно спросила соседка по комнате.

— Все — это все! — Зина развела руками — Я переезжаю, подруга!

— Куда переезжаешь? Да расскажи ты толком, — возмутилась Ольга.

А Зинаиде хотелось продлить удовольствие, помурыжить немного подругу с разъяснениями. Она вытащила сигарету, прикурила, развалясь на кровати, улыбалась лукаво, наблюдая за реакцией.

— Здесь нельзя курить, — бросила Ольга. — Дуй в коридор…

— Можно, мне сейчас все можно!

— Да поясни ты толком, — начала уже сердиться подруга. — Прибежала, нашумела… Все, все…. Что все — ни хрена не понять. Ой, да ты поддатая, однако? Вот Караваев узнает — всыплет по самое не хочу…

Зина курила не торопясь, наблюдая за суетой соседки, нарочито оттягивала пояснения, продляя удовольствие. Затушила сигарету.

— Не всыплет, — бросила, как отрубила она, вставая с кровати. — Степан Петрович — мой муж!

Зинаида достала сумку, складывала в нее косметику, зубную щетку, нижнее белье. Больше суетилась, чем собиралась — собирать то, в принципе, и нечего было. Наблюдала искоса за ошарашенной подругой. Потом, внезапно обозлившись, поднесла к ее носу сжатый кулачок, прошипела, словно змея:

— Кто еще раз попытается юбку перед Караваевым задрать — так и передай всем: убью…

Зина вышла, не попрощавшись, побрела тихонько к новому жилью, все еще переживая в душе воспоминания, как хотели и пытались соблазнить ранее ее милого почти все девчонки оздоровительного центра.

* * *

В небольшом кабинете четыре стола и сейфа, вернее металлических ящика, шкаф для одежды. Все вместе опера собирались не часто и старались не опрашивать одновременно нескольких фигурантов по разным делам. Убогость кабинетов давила и, наверное, не раздражала только больших начальников — захаживали они сюда редко, делали пару другую замечаний и исчезали: не их среда. А опера сами иногда улучшали свой быт, не гнушались брать в подарок какую-нибудь безделицу. Пулков, например, не отказался от кресла, предложенного потенциальным подозреваемым. Да и креслом сей предмет назвать трудно. Всего-то радости, что на колесиках и высота регулируется.

Оперская суета не давала сосредоточиться. За соседним столом двое коллег пытались расколоть бритого наголо подростка по разбойному нападению. Хотя подростком его с виду не назовешь — накаченный громила с перебитой переносицей. Меньше двадцати лет от роду никак не дашь.

Костя закурил, прикрыл веки, стараясь не обращать внимания на происходящее, сосредоточился на своем деле, раскладывая по полочкам известное и неизвестное.

Картина получалась неприглядная. Пять трупов, уже пять. Молоденькие женщины проститутки дорожные, наркоманки. Найдены все практически в одном месте, без документов, с презервативами во рту, двумя чеками в кармане, скончавшиеся от передозировки героина. В чеках героин чистейшей воды — такого не продают проституткам. И он с одной партии. Шприцов на месте происшествия нет.