Куртизанки дорог

— В лицо знаю, видела на дороге. Как зовут — нет. Не общались никогда.

Опер решил, что здесь более ничего полезного с них не вытрясешь и приехал с ними к себе. В кабинете впервые представился:

— Зовут меня Константин Владимирович, старший опер убойного отдела. Как я понимаю, документов у вас при себе нет, — они кивнули головой в знак согласия. — Что ж, запишем пока все со слов, а за паспортами придется домой съездить. И так, начнем с тебя, — он обратился к одной из девчонок. — Фамилия, имя, отчество, дата рождения, где живешь и где прописана? Сколько времени на героине сидишь, где работаешь, в смысле места на дороге и т. д… В общем, сама все знаешь, наверняка не первый раз в отделе.

Пулков взял бланк протокола допроса, зачеркнул название и написал крупно — «Объяснение». Заполнял привычно графы, иногда уточняя детали. Писал все скрупулезно и дотошно — никогда наперед не знаешь, пригодится ли в дальнейшем эта информация.

Закончив, пододвинул бумаги к свидетелю.

— Подпиши вот здесь и здесь, в конце напиши: «с моих слов записано верно, мною прочитано», поставь дату и распишись.

— Послушай, начальник, — решила повыпендриваться она, — меня по пятьдесят первой Конституции никто не предупреждал. Может я и не стала бы свидетельствовать против себя…

Пулков глянул на нее таким взглядом, что она сразу же стушевалась.

— Все начальник, все… Подписываю.

Опер отпустил эту свидетельницу, вернее отправил домой за паспортом, принялся за другую. Здесь необходимо было описать все более подробно и потом еще съездить по месту жительства покойной. Адрес девчонка не знала, но показать могла.

Вечером Костя Пулков заскочил к Сафронову в прокуратуру.

— Еду и думаю: на месте ты или нет. Все-таки, Глеб, правильно я рассудил — не уйдешь домой, станешь ждать меня.

Он устроился поудобнее на стуле за свободным столом напротив Сафронова.

— А что тут рассуждать, — возразил Глеб, — ты прекрасно знаешь, что я так рано не ухожу.

Сафронов как бы не обратил внимания на слово «ждать», давая понять, что с хорошими вестями Константин и не появился бы в прокуратуре сегодня.

— Ладно, давай, выкладывай: чего там нарыл.

Опер хмыкнул, достал и закурил сигарету, пододвинул пепельницу поближе. Стал объяснять последовательно и подробно.

— Пока не много нарыл, Глеб, на свою, на нашу голову, — поправился он. — Личность трупа установил. Это Сашка по кличке Паранжа. Александра Даниловна Привалова, фамилия русская, но сама, видимо, азербайджанка. Лицо смахивает немного на эту национальность. Приезжает в Иркутск второй раз, обычно весной, и поздней осенью уезжает. Наркоманка со стажем. Приезжает, чтобы подзаработать проституцией. Там, сам знаешь, это не котируется и, как сказали ее знакомые и хозяйка квартиры — в Баку, где она прописана, знать не знают, чем она тут занимается. Паранжа давно домой собиралась и уехала бы в конце недели. Но, — Костя помолчал немного, туша сигарету, — не пришлось. Паранжой ее прозвали потому, что лицо постоянно закрывала, когда клиент подъезжал, боялась знакомых из Баку встретить.

Комнату, где Сашка жила еще с одной девкой, осмотрел. Кроме паспорта там ничего существенного не обнаружил. Соседка по квартире, Настя Варежка, тоже ничего толкового не сказала. Кроме, может быть, того, что сегодня с утра вышли они вместе на дорогу подзаработать на дозу и еду. Варежка первая с клиентом уехала, а Паранжа осталась на улице Баррикад в районе остановки «Братская». Больше она ее не видела. О Паранже отзывается не очень хорошо, хотя и снимали хату вместе, говорит, что могла и деньги у клиента стащить или телефон слямзить, кололась два раза в день по три, четыре чека. Больше никогда не ставила.

Варежка уехала с клиентом, как она говорит, примерно часов в одиннадцать или около одиннадцати, а мы труп обнаружили в пятнадцать часов. В кармане, помнишь, два чека, а Варежка утверждает, что они всегда вместе за дозой ездили и в этот раз должны были обслужить клиента и вернуться на место. Потом вместе за чеками сгонять, но так и не дождалась подруги.

А из этого следует, — Костя поднял палец вверх, — что чеки эти клиент Паранже дал, наверняка и героин чистый — не эта разбавленная муть, которой они постоянно колются. Отсюда передоза и все остальное.

Опер помолчал немного, разминая новую сигарету, взял в рот, но не закурил, продолжил говорить.

— Что у нас есть из фактов? Три трупа наркоманок-проституток за неделю, у всех по два чека с герой в кармане. Ни документов, ни обычных женских сумочек при себе — ничего. Найдены они примерно в одном месте и у каждой во рту по презервативу, причем редкого цвета — черного.

— Значит и у этой тоже? — перебил его Сафронов.

— Да, Глеб, да. Но о серийности черного цвета говорить пока рано — в упаковке как раз три штуки. Четвертый труп все объяснит…

— Сплюнь ты, Костя, черт бы тебя побрал, — снова перебил его Сафронов и постучал костяшками пальцев по столу.

— Плюй, не плюй, — усмехнулся Пулков, — а скорее всего так и будет. У первых двух героин то чистейший в чеках был — наркоманки такой вряд ли достанут, даже если захотят очень.