Куртизанка Сонника. Меч Ганнибала. Три войны

— Да знаю я эту отговорку! Ненависть между иберийцами и греками; уверенность, что последние, вследствие богатства и учености, владычествуют над первыми и эксплуатируют их!.. Как будто в городе есть в самом деле греки и иберийцы!.. Иберийцы, это те, что живут за окружающими нас горами; грек, это вот тот человек, что приехал сегодня и идет теперь за нами; а мы, мы только дети Зацинта или Сагунта — как хочешь называй наш город. Мы результат многих встреч на земле и море, сам Юпитер не сумел бы сказать, кто наши предки. С тех пор, как Зацинт был укушен змеей и наш отец Геркулес положил основание стенам Акрополя, кто может знать, какие люди прибывали сюда и поселялись здесь и кто силой присвоил себе их поля и каменоломни? Сюда приезжали люди из Тира в поисках глины, моряки Занта, убегавшие с семьями от своих тиранов, земледельцы из Ардеи, уроженцы Италии, бывшие в . свое время могущественными, но теперь униженные Римом, карфагеняне, когда они более думали о торговле, чем о войне... И кто знает, сколько еще разного люда! Надо послушать педагогов, объясняющих историю в портиках храма Дианы... Я сам, разве я знаю кто я — грек или ибериец? Мой дед был отпущенник из Сицилии, он нанялся здесь на гончарный завод и женился на кельтиберийке, жившей внутри страны. Моя мать была лузитанка, участвовавшая в экспедиции, имевшей целью продажу в Александрии золотого песка. А я? Я останусь сагунтинцем, как и все. Те, кто в Сагунте называют себя иберийцами, веруют в греческих богов, греки же бессознательно принимают многие обычаи иберийцев. Они считают себя разными народностями только потому, что живут в отдельных частях города. Однако, праздники у них те же, и в близких Панафинеях ты увидишь сынов эллинских купцов и земледельцев, одетых в грубые шерстяные ткани и отращивающих бороды, чтобы быть похожими на дикие племена внутри страны.

— Да, но ведь греки всем овладели, сделались полными господами всего, взяли в свои руки жизнь города.

— Они самые образованные, самые отважные, в них есть что-то божественное,— вдумчиво произнес башмачник.— Посмотри на того, кто идет за нами. Он одет бедно, в его кошельке, наверно, нет и двух оболов, чтобы поужинать, он, может быть, будет спать под открытым небом, а между тем он, не преувеличивая, имеет вид Зевса, сошедшего к нам с небес.

Оба ремесленника инстинктивно оглянулись на грека и пошли дальше. Они подошли к хижинам, где из-за близости порта ютилось многолюдное население.

— Есть другая причина разделяющей нас вражды,— сказал седельщик,— не ненависть между греками и иберийцами, а то, что одна партия желает быть в дружбе с Римом, а другая — с Карфагеном.

— Не надо дружить ни с теми, ни с другими,— наставительно произнес башмачник.— Надо жить спокойно и торговать, как прежде, вот и будем благоденствовать. Я обвиняю греков только в том, что они склонили нас к дружбе с Римом.

— Рим — победитель.

— Так, но он от нас далеко, а Карфаген — рукой подать. Войско Нового Карфагена может быть здесь в несколько дней.

— Рим наш союзник и сумеет защитить нас. Вот уж его легаты, уезжающие завтра, прекратили наши беспорядки, отрубив головы гражданам, возмущавшим мир и спокойствие города.

— Да, но эти граждане были друзьями Карфагена и издавна под покровительством Гамилькара. Ганнибал не забудет друзей своего отца.

— Э! Карфагену также нужен мир для развития торговли и богатства. Несмотря на нападение в Сицилии, они страшатся Рима.

— Страшатся сенаторы, но сын Гамилькара молод. Боюсь я этих, сделавшихся предводителями, ребят, которые забывают вино и любовь ради славы...

Грек не мог более ничего расслышать, так как ремесленники скрылись за хижинами и звуки их слов заглохли вдали.

Иностранец был совершенно одинок в этом незнакомом порту. Молы уже были безлюдны, начинали блестеть кое-где фонари на кормах кораблей, и вдали над морем восходил диск луны цвета меда. В маленьком порту рыбаков еще замечалось некоторое движение.

Женщины, обнаженные по пояс, держа между ног отребье, служившее им одеждой, стоя в воде, мыли рыбу, потом, положив ее в корзины, ставили их на голову и шли, таща за собой виснувших на них малюток. С судов сходили группы людей и направлялись к нищенским постройкам у подножья храма — это были матросы, разыскивающие таверны и публичные дома.

Грек знал их обычаи. Таких портов, как этот, он видел много. Храм на высоте служил вехой морякам; под ним внизу было вино, дешевая любовь и кровавые схватки, как финал праздника. Грек подумал было пойти в город, но это было далеко, и он не знал дороги. Он решил остаться тут и поспать где-нибудь до восхода солнца.