Курсив мой (Главы 1-4)

Вот каковы мои замечания. В общем же стихи Ваши очень нравятся мне.

А.Пешков

[1924?]

Многоуважаемая Берберини!

В благодарность за милое письмо Ваше искренне желаю Вам сплясать гопака с Ольденбургом, С.С. и какой-нибудь отчаянный фокстрот с Зиновием Гржебиным. А стихи Ваши мне очень нравятся. Я бы, пожалуй, решился указать Вам на некоторые, по моему мнению профана -неловкости стиха, напр.. в "Точильщике", первая строфа, рифмы идут - "клочья - вдвоем, волчьи - днем", а вторая: "точильщик - ножи, дружочек - покажи". Не нравится мне и "бродяга - бедняга". Но стихотворение оригинально. Очень внушительно, фонетически правдиво звучит, шипит в нем злость:

Нынче оба зубы волчьи

Точим ночью, точим днем.

И "О портном" хорошо, особенно - конец. В нем есть неловкие строки:

Каждый пусть за угощенье

Мне старинное споет,

в нем не отчетливы рифмы. И "Дым повис от табака" неловко. И еще кое-что.

Но - сие есть техника, и с нею, я уверен, Вы сладите. Только не торопитесь!

Очень прельщает меня широта и разнообразие тем, сюжетов в стихах Ваших. Я считаю это качество признаком добрым, он намекает на обширное поле зрения автора, на его внутреннюю свободу, на отсутствие скованности с тем или иным настроением, той или иной идеи. Мне кажется, что определение: поэт - эхо мировой жизни, самое верное.

Конечно, есть и должны быть души, воспринимающие только басовые крики жизни, души, которые слышат лишь лирику ее, но Андрей Степаныч Пушкин слышал все, чувствовал все и потому не имеет равных. Пока - будем надеяться.

Я думаю, Берберини, что Вы будете очень оригинальной поэтессой, и это меня чертовски радует. Да. Разве есть что-нибудь лучше литературы искусства слова? Ничего нет. Это - самое удивительное, таинственное и прекрасное в мире сем.

Ну, и будьте здоровы! Пишите больше, а печатайте меньше... Пока, пока!

Вы еще очень желтый птенец [было написано: цыпленок. Не хорошо! (Примеч. М. Горького)], но Вы - хорошая птица, не знаю какая, а хорошая! Крепко жму лапу.

А.Пешков

[Сорренто. 5 мая 1925 г.]

3. V. 25.

Сталь, насколько я помню, рыжий. Ходасевич тоже сидел рядом с рыжей дамой. Что значит эта склонность к рыжим? Сталь хочет прийти к Вам в гости? Чувство дружбы понуждает меня предупредить Вас: у него страшная жена, у Сталя, если это московский адвокат Сталь.

А "мы священника поймали"! Из Беневента. Розовый, веселый, играет на пианино Грига, ел пельмени и хохотал. А у нас была немецкая актриса, похожая на белую мышь, и немецкая художница, одетая цыганкой, потому что она любит Россию. Ей дали кусок пирога, а в начинке оказался гвоздь, она очень обрадовалась: "Ах, я поняла, это для счастья", - сказала она; она говорит по-русски, и даже муж у нее "совершенно русский". Вообще у нас очень интересно и к тому же мобилизовано по случаю 1-го мая и на всякий иной случай. Спросите В.Ф.,* что делать с шестью томами Случевского? Послать ему?

Прилагаю открытку. И вырезку из "Правды". Я не понимаю ее, - ведь белуга-то протухла? Зачем же возить по улицам столицы 41 пуд тухлого рыбьего мяса? Ночь не спал, все думал, но - ничего не понял. Спросите Мережковского: как он смотрит на этот странный факт?

Все, которые дома, кланяются В.Ф. и целуют Вас.** Будьте здоровы, веселы.

А.Пешков

* Ходасевич

** А дома-то один я. Макс - в Неаполе, а Сол. и Тим. ушли в Сорренто. Каково? (Примеч. М. Горького).

[Сорренто. 20 июля 1925 г.]

О, женщина, соблазненная грешною славой лицедейки американской Мери Пикфорд и тридневно пляшущая еретический фокстрот на улицах французского Вавилона подобно Саломее, родственнице известного изверга Ирода, - о, женщина, что же будет дальше? Чью голову пожелаете видеть отделенной от шеи, чью? Исполнив долг моралиста, перехожу к серьезному делу. Сообразно желанию Вашему, влагаю в письмо это фотографию домашнего изготовления, изображающую меня в достойном виде: отдаю честь Татиане Бенкендорф, девице, которая говорит басом и отлично поет эстонский гимн, слова коего таковы:

Макс и Нина, Макс и Нина

Ку-ка-ре-ку, ква-ква-ква!

Ой, самопойс...

Замечательная девочка, равно, как и все другие, перечень которых прилагаю:

Павел Бенкендорф - бас, Кира - сопрано, Илья Вольнов - тенор, Зоя Лодий - тоже сопрано и какое! Профессор Сергей Адрианов - не поет, а только сопровождает, Дейнеке - танцор и рассказчик на все темы. Федор Рамша гармонист, Исидор Кудрин - баритон. Сара Volnoff - иногда поет, но лучше, если молчит; Павел Муратов - сами знаете, сударыня! - Александр Каун американский профессор из Сан-Франциско и Черниговской губернии, жена его совершенно круглая... ходит в платьях византийского стиля, лепит людей из глины, но еще хуже, чем это делал Бог; не поет, но порывается. О, Господи, Господи...