В пассажирском отсеке их было четыре — два с одной стороны, два с другой. Приданные инспектора уголовного розыска пялились влево, а мы с Гороховым сканировали правую сторону. Пилот тоже поглядывал вниз, но больше из спортивного интереса. Человек он гражданский, и Горохов не мог обязать его помогать нам в поиске, тем более у него другие задачи, от которых отвлекаться небезопасно. Пролетели около сорока минут.
— Сколько скорость полета? — спросил Горохов пилота, похлопав того по плечу.
— Сто девяносто идем, — ответил он.
— Значит, уже почти полторы сотни километров прошли. Слишком далеко мы забрались. Поворачивай. Нужно в другом направлении искать. Не мог Иван на такие расстояния уходить.
Мы сделали крюк и стали возвращаться другим маршрутом. Но кругом океан деревьев, снег и ничего подозрительного. Вот уже где-то вдалеке снова видно Мохово.
— А топлива хватит еще кружок сделать, чуть левее?
— Хватит, — ответил пилот, — у этой птички два подвесных резервных бака. Снаряжали для дальних полетов. Браконьеров гонять.
— Тогда давай чуть западнее пройдемся. Смотрите, продолжайте смотреть!
Снова отправились вглубь леса, сделали крюк в сотню километров и вернулись к окрестностям деревни. Ничего. Как вдруг я увидел среди деревьев одинокую фигуру.
— Человек внизу, — крикнул я, тыча пальцем в иллюминатор.
Все гурьбой переместились к моему стеклу.
— Снижайся! — скомандовал Никита Егорович.
— Да тут даже поляны нет, куда я сяду? — возмутился пилот. — На деревья?
— Сажай, тебе говорю!
Я всматривался вниз. Серая фигурка смотрела на вертолет и даже не думала прятаться.
— Никита Егорович, — сказал я. — Похоже, что это не наш клиент. Стои и лупает на вертушку безбоязненно. Не скрывается.
— Разберемся, — буркнул Горохов и снова насел на пилота, предлагая ему или идти в баню, только по-матерному, или срочно изыскать возможность посадки во избежание возможного мордобития с его стороны, если перевести на казенный.
Пилот все-таки извернулся и сумел посадить машину на случайную проплешину. Шасси увязли в снегу, вертолет качнуло, а Горохов матюкнулся.
Человек, теперь уже точно было видно, что это не Иван, направился в нашу сторону. За спиной болталась двустволка. На поясе поверх фуфайки ремень с патронташем. На голове кролик с заломами.
— Так это Митрофан, — воскликнул один из оперов. — Охотник местный. Здорово, дед! Как жизнь молодая?
— Як пуля разрывная, — ответил дедок. — Живу, хлеб жую. А вы чего тут разлетались?
Оперативник протянул руку гостю. Тот тоже его узнал. Расплылся в беззубой улыбке сморщенными и пожелтевшими от крепкого курева губами.
— Мы по делам служебным, — ответил милиционер. — А ты что здесь один бродишь? Браконьерничаешь? — поинтересовался милиционер. — Да еще и трезвый, я смотрю. Как хрусталик горный.
— Не до выпивки сейчас, — скривился дед. — Галка-то примерзла, слыхал?
— Ну.
— Не могла она так сгинуть. Просто взять и окочуриться. Явно нечистый руку приложил.
— Так ты что? — усмехнулся опер, и, оглянувшись на нас, незаметно подмигнул. — Черта в лесу ищешь?
— А ты зря зубоскалишь! — прищурился дедок, обдав нас старым, въевшимся перегаром. — Ты еще на горшке сидел, когда здесь дела чудные творились. Люди пропадали, а потом находили только их одежду. А сами будто растворились.
— Ну ясно дело, — хмыкал оперативник, подводя реализм под мистику Митрофана. — Зверье их тела склевали и сожрали, а тряпье оставили. Все просто, дед.
— Только одёжа без единой дырочки была, где же ты видел, чтобы волки раздевать человека могли? — охотник посмотрел на опера с укоризной. — Или есть такой другой зверь? Что-то я не припоминаю.
Я подумал, что такого бы и Алексей в своих энциклопедиях не сыскал. Но и прекрасно знал, как любит народ додумывать, вензеля наводить на былое.
— Ну, не знаю, у нас в розыске из без вести пропавших только четыре бабы числятся, — ответил на это ерничанье опер.
— Это потому что давно было, — упорствовал старый охотник, — а сейчас опять началось. Вначале девчушки пропали, а теперь вот Галинка примерзла. Странно все это. А вы что летаете, воздух перемешиваете? Браконьеров ловите? Так вот он я. Собственной персоной. Только сегодня не свезло вам. Не стрелял я еще никого. Пустой хожу, стало быть, предъявить мне нечего, начальник.
— Да нужен ты нам, — поморщился опер.
Он пытался найти хоть какой-то способ не чувствовать себя идиотом, выстрелившим из пушки по воробьям. Строго говоря, такой сигнал подал я, но тут уж мы все в одной лодке были, точнее — в одном вертолете посреди лесной глуши.
— Скажите, уважаемый, — прокашлялся тем временем Горохов . — Вот вы рассказывали про странные пропажи людей, которые нигде не зафиксированы. Как такое могло произойти?
— Так много у нас было в деревне пришлых. Сосланных властью нашей любимой во времена лихие. Мохово и образовалось от переселенцев, вы что, не знаете? И я сам репрессированный. Ни прописки, ни прав здесь у нас не было. Было время, и за людей нас не считали. Так, рабочая сила для колхоза. Это потом уже все наладилось и стали мы, как местные. Уважаемые, спокойные и оседлые.