Курсант: Назад в СССР 12

Хорошо хоть, припарковались поодаль, и никто из дворовых не обратил на нас особого внимания. Лишь один алкаш ускорил шаг и исчез в парадной двухэтажки, что-то пряча за пазухой. Пузырь, наверное.

— Простите, — закивал водитель, а я продолжил инструктаж.

— Из нас всех, Сань, ты меньше всех похож на милиционера. Без обид. Несмотря на усы, вид у тебя моложавый и придурковатый, совсем как у меня в молодости. То, что надо… Не обессудь, нам нельзя палить контору, поэтому ты представишься молодым писателем.

— И про что же я пишу?

— Ты — прозаик.

— Про кого? — свел брови Сашок.

— Тьфу ты… Короче, если Ковригин дома, скажешь, что написал рассказ и хочешь его показать опытному писателю. Жаждешь оценки мэтра — то есть, большого мастера. Чтобы оценил, подсказал, направил. Мол, адрес узнал из справочного бюро. Он тебя, конечно, пошлет в… Союз писателей, а может, и не пошлет. В любом случае, скажешь, что рукопись дома, и завтра занесешь, да и слиняешь. А тут уж мы подключимся. Усек?

— Ага… — кивнул водитель и вздохнул. — А можно мне пистолет?

— Нет, ты же безобидный писатель, книжный червь, так сказать. Человек творческий и немного не в себе. Будет очень странно, если из-под рубахи у тебя будет что-то выпирать. У писателей обычно ничего нигде не выпирает. Их только муза интересует, а она у них лишь в голове обитает, — я постучал себе по темечку. — Да ты не бойся. Если что, мы рядом…

— Легко вам говорить, а мне один на один с ним… А что, если он того? Меня? А?..

— Ты не перегибай, Ковригин же не рецидивист-разбойник, а писатель. Коллега твой.

— Знаю, какой он коллега, — поджал губы водитель, — это он всех убил?

— Кого это — всех? — попробовал я повалять ваньку.

— Андрей Григорьевич, — покачал головой водитель. — Думаете, я не знаю, на кого вы охотитесь? Вы ищете серийного убийцу, а Ковригин этот, получается, у вас подозреваемый.

Вот ведь, внимательный кадр оказался.

— Тише ты, — шикнул я, хотя нас никто в машине не мог услышать, — ты советский милиционер, Александр, так что давай… Вперед, за Родину.

— Вас не поймешь, то я милиционер, то не похож на него.

— Похож — не похож, а зарплату тебе государство платит за охрану от преступных посягательств. Все, давай! Комната номер тринадцать.

Я вытолкнул водителя.

— Ещё и тринадцать… — суеверно вздохнул Саня и даже украдкой перекрестился, когда выбрался из недр автомобиля.

А потом, склонившись, сунул голову в открытое окошко и прошептал:

— А как рассказ-то называется?

— Какой рассказ? — не понял я.

— Ну… который я написал.

— Ёшкин-матрёшкин, Саша! Какая нафиг разница? Придумай сам, чтобы не запутаться…

Тот потоптался на месте, соображая, но через две секунды сунулся снова:

— У меня с фантазией все глухо…

— «Репка» пусть будет, — отмахнулся я.

— Так это же сказка такая есть.

— Тогда «Советская репка», — поправился я. — Все, шагай. И рубаху ровнее заправь, ты же не водила, а писатель… Интеллигент, мать его за ногу.

Саша вздохнул и поплелся в сторону коммуналки.

— Блин, Андрюха, — покачал головой Погодин. — Он и на писателя-то не очень похож. Раскусит его Ковригин, как пить дать. Может, я его подстрахую? А?..

Глава 2

Саня, ловя затылком наши с Погодиным взгляды, зашел в подъезд. Солнце скрылось за его спиной, придавленное мрачной дверью на ржавой пружине, и он очутился один на один с коммуналкой.

На площадке первого этажа Саша уперся во вторую дверь, не такую массивную и основательную, но заросшую сбоку застарелыми «бородавками» дверных звонков.

Возле каждой кнопки значились обычные советские фамилии: Гейнц, Исмаиловы, Пельш, Мехельсоны, а под всеми под ними красовался простой и понятный «Ковригин».

Саня сглотнул, вытер рукавом лоб и решительно надавил на нижнюю кнопку. Палец врезался в слой слипшейся пыли, уже почти что грязи. Эту кнопку явно давно не трогали, и звука, что логично, тоже не последовало. Водитель нажал снова, но ответом был лишь глухой звон посуды за дверью, чьи-то рутинные маты и мяуканье кота между делом. За филенкой двери явно кипела жизнь…

Саня потоптался, повздыхал и решился на некоторое преступление — нажал на другую кнопку, повыше. Через некоторое время дверь распахнулась, а на пороге появилась бабуля в косынке цвета горелого сахара и с ведром в морщинистой, но крепкой, как советская швабра, руке. Косынка чуть сбилась, напоминая фарцовую бандану, один глаз пенсионерки был сильно прищурен, отчего она походила на пиратку, не хватало только попугая на плече и трубки в зубах.

— Здравствуйте, — лишь успел произнести водитель, как бабка, не дав ему договорить и изложить цель визита, обернулась вглубь завешенного бельем, как фрегат парусами, коридора и прокричала:

— Люськ! А Люськ! К тебе хахаль припёрс-си!

— Извините, — возразил было Саня, — но я к товарищу…

— Вынеси воду, раз пришел, — снова оборвала его «пиратка» и мигом всучила ведро. — Под куст вылей, Исмаиловы опять уборную заняли, не дождёс-си…