Борис Борисович взобрался на приступок небольшой сцены и отнял у вокалиста микрофон, когда тот закончил про «Шаланды полные кефали…». Вообще, ВИА была под стать заведению – полный комплект лабухов: патлатый вокалист с усиками д'Артаньяна, ударник, соло, ритм и бас. Ну и, конечно, ионика. В СССР плясать под магнитофон или проигрыватель дисков – считалось развлечением для прыщавых восьмиклассников, где-нибудь на хате без «предков». Поэтому на танцах и в ресторанах – музыка была исключительно «живая».
– Итак, друзья! – воскликнул в микрофон самоназначенный тамада в лице председателя исполкома. – Давайте наполним бокалы за здоровье нашей многоуважаемой Анжелы Павловны Коровиной! Ведь от ее неусыпного труда зависит наличие в магазинах нашего города свежих овощей и фруктов. Уважаемая Анжела! – Монашкин повернулся к одному из столиков, где восседала женщина в белом, как у невесты, платье, только годов она была постарше девических. – Пятьдесят лет – это не возраст для женщины и руководителя! Жизнь только начинается! Желаем тебе на вверенном фронте быть первой, всегда успешной, но при этом не забывать старых друзей! Ура, товарищи! С юбилеем нашего дорогого директора Литейской овощебазы!
– За такую женщину мужчинам положено пить стоя! – вскочив со стопкой в руке, призывно крикнул какой-то дядя с раскрасневшимся лицом и ослабленным чуть не до самого пупа галстуком, который норовил макнуться в салат.
Заскрежетали отодвигаемые стулья, мужская часть гостей охотно оторвала солидные седалища. Мы с Гороховым и бухгалтером тоже, конечно, встали, вытянув руки с налитым коньяком. Наш «собутыльник» взялся за стакан с морсом.
Дзинь, дзинь! – колокольчиковым перезвоном звенели тут и там рюмки и бокалы.
Мужчины тяпнули и расселись по местам, запихивая в рот хрустящую капустку, огурчики и бутерброды с икрой.
Дорвавшись до микрофона, вновь заголосил патлатый, размахивая в такт музыке полами сверкающего от нашитых блесток пиджака. Репертуар у него был самый что ни на есть ресторанный: «Поспели вишни в саду у дяди Вани» и прочие «Глаза напротив».
Народ оживленно болтал, кто-то отплясывал, кто-то стоял и курил прямо в помещении, кучкуясь чуть в сторонке и обсуждая городские и партийные дела.
Тосты и выпивка лились рекой, официанты еле поспевали подносить «снаряды». Гулять советская элита умела, этого у нее не отнять, это у нее в крови.
А потом традиционно объявили белый танец. Явление, я считаю, чисто советское, хотя есть версии, что пришел он к нам из Вены, но мне ближе версия про отечественное изобретение, когда после войны на танцах критически не хватало мужчин, а целомудренные девушки не решались подойти и пригласить первыми этих пятерых парней, что затесались на танцплощадку. Такое название помогало их подбодрить.
– Андрей Григорьевич! – откуда-то сбоку подпорхнула Варя. – Я вас приглашаю.
Она тянула изящную руку, встав чуть поодаль от моего столика – жест ненавязчивый и в то же время недвусмысленный.
– С удовольствием, – кивнул я, наспех вытерев губы салфеткой.
Горохов хитро покряхтел мне вслед, что-то пробормотал, улыбаясь. Я не расслышал, но можно было догадаться – мол, Светлане Валерьевне не скажем.
За две свои жизни перетаптываться на месте в паре с дамой я научился довольно сносно. Даже на ноги не наступал и вести мог. Тут главное отличие от современных медляков, что не стоит впечатываться в женскую грудь своей. Все-таки немного пионерского расстояния должно присутствовать между партнерами.
Но Варя цепко взялась за мою ладонь и сама прижалась ко мне, напрочь выдавив пионерские правила из пространства. Пахло от нее сладковатыми духами, чем-то воздушным и молодым.
– Как у вас продвигаются дела с расследованием смерти Парамонова? – игриво, будто о погоде, спросила она.
– Работаем, – уклончиво улыбнулся я.
– Мне кажется, не там ищете, – прошептала Варя мне на ухо, слишком близко прислонившись. Я почувствовал, как ее губы коснулись мочки.
– Вот как? Почему? – я отогнал интересные мысли насчет ее губ и сосредоточился на думках о работе, деле и Свете.
– Савелия Артуровича в нашем городе любили и уважали, – продолжала мне нашептывать Варя. – Все недоброжелатели у него там, в Москве были, а тут его фабрика – на хорошем счету.
– Однако убили его в Литейске, а не в Москве, – скептически заметил я.
Варя, кажется, хотела придвинуться еще сильнее, но было уже особенно и некуда.
– Говорят, что, возможно, его смерть связана с неудобным положением, в которое он поставил чиновников министерства своим передовым мышлением.
– Кто говорит? – прищурился я, заодно отодвигаясь.
– Никто конкретно, – Варя пожала плечами, – слухи…