Читаем Курс — океан полностью

— Не будем предаваться унынию, братки, — сказал Папанин. — Будем жить и работать дружно, держаться друг за друга — один за всех и все за одного. Тогда нам не будут страшны никакие трудности.

Они сели за стол, пообедали и обсудили дальнейшие планы.

И потекли дни тяжелого и напряженного труда. Ширшов и Федоров начали вести свои наблюдения сразу по прибытии на льдину, но теперь работали, полагаясь только на себя, а в отдельных случаях — на помощь Папанина и Кренкеля, у которых и своих забот было по горло.

Первые дни — первые испытания. С непривычными бытовыми условиями быстро освоились и свыклись. Техническим, культурным и жилищно-бытовым центром была большая черная палатка, о которой мы уже говорили. Она была достаточно вместительной — 10 квадратных метров. Часть ее была отведена под «спальню»: один угол занимали двухъярусные койки, сделанные из дюралевых труб, рядом — стол с радиоаппаратурой, под ним — аккумуляторные батареи. Далее — «буфет» и полки с астрономическими книгами Федорова, а возле них — ящик с хронометром. У другой стенки размещалось хозяйство Ширшова: полки с книгами и пособиями и стол гидрохимической лаборатории, а перед ним — ящик с метеорологическими приборами.

Палатка оказалась достаточно уютной, но, к сожалению, у нее был существенный недостаток: из палатки невозможно было удалить продукты сгорания керосиновых ламп и сырость в летний период. Зимовщики весьма высоко оценили надежность и удобство снежного домика, построенного еще с помощью летчиков, и в дальнейшем не раз строили из снега и льда домики для хозяйственных нужд и размещали в них некоторое оборудование.

Все четверо были опытными полярниками и хорошо знали коварство арктической стихии. И хотя льдина, на которой они жили, казалась надежной, тем не менее не было никакой гарантии в том, что, когда начнутся подвижки льда и торошение, она сможет их выдержать.

Кренкель сказал своим товарищам:

— Мы с Ширшовым пережили во время челюскинской эпопеи тридцать три сжатия льда, и нам ли не знать, какая это страшная сила — торошение дрейфующих льдин. Все наши запасы вмиг погибнут, если будут лежать в одном месте…

Предупреждение было серьезным. Поэтому решили все имущество станции — продовольствие, горючее, одежду, запасные материалы — рассредоточить. Пришлось построить три базы в разных местах льдины и все запасы распределить на три равные части. Работали все четверо, но этот аврал не снял ни с Ширшова, ни с Федорова обязанностей выполнять очередные наблюдения.

Зимовщики условились освободить Ширшова и Федорова от хозяйственных и подсобных работ. Все хозяйственные заботы, в том числе приготовление пищи, взял на себя Папанин, а Кренкель в свободное от вахт время помогал Федорову вести метеонаблюдения. И Папанин и Кренкель приходили на помощь Ширшову, когда надо было крутить по нескольку часов подряд гидрологическую лебедку.

С первого же дня жители лагеря установили для себя твердое правило: делать как можно больше, не откладывать на завтра того, что можно сделать сегодня. И еще: не гнушаться никакой работой, все за одного, один за всех. Надо сказать, что это правило неукоснительно выполнялось всей четверкой, и никто ни разу не нарушил его. С первого дня было введено дежурство для наблюдения за состоянием льда в районе лагеря. На дежурных возлагалось также снятие записей с метеорологических приборов и передача их для обработки Федорову.

Из этого можно видеть, что сделанное ранее распределение обязанностей носило условный характер и что Ширшову и Федорову приходилось помимо своих обязанностей систематически включаться в другие работы, особенно если они носили авральный характер, а также нести обязательное дежурство по лагерю.

Листая дневники Федорова и Ширшова, мы часто встречаем в них записи о дополнительных нагрузках, которые ложились на них.

Так, Е. К. Федоров записывает в дневнике 26 сентября: «22-го ходили к юго-западу… Шли против ветра. Видимость была неважная, лыжи скользили скверно… Пройдя 15 километров, остановились. Сняв лыжи, уселись на них под защитой тороса. Отдыхали. Ели шоколад. В серовато-голубой мутной дали едва проступали гряды торосов…»

А вот из записи в его дневнике 13 октября. «Сегодня мы с Петей ходили к северо-востоку. Темные испарения клубились над горизонтом, указывали на открытую воду… Мы двигаемся к темному дыму. Вот и подошли к трещине. Поля расходятся. Разорван молодой лед. Узкая полоска воды в этом разрыве курится…»

А вот запись в дневнике Папанина от 27 июля: «Днем мы сели с Петровичем в байдарку и поплыли осматривать нашу льдину. Ездили долго…»

Но все отвлечения на хозяйственные нужды не давали повода сократить хотя бы на самую малую долю план намеченных исследований. Ни на минуту они не забывали наказа О. Ю. Шмидта: станция создана для научных исследований. И как бы ни были измотаны их силы тяжелой физической работой, как бы ни бушевала вокруг них полярная стихия, все наблюдения неукоснительно выполнялись в намеченные сроки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии