Вениамин послушно притормозил. Кочегар-фламандец шагал впереди, напевая на ходу бодрую кэпстен шанти[15]:
Руки он держал в карманах, и Остелецкий не сомневался, что жесткие, во въевшейся угольной пыли пальцы тискают рукоятку складного матросского ножа. И правильно: опасность, как ни крути, была нешуточной, несмотря на следующую по пятам группу поддержки. В портовых кварталах Вальпараисо – как и Гамбурга, и Марселя, и Макао, и вообще любого порта на планете, – сгинуть незваному гостю проще простого. Был человек – и нет человека, и никто не спросит, куда он подевался…
– Думаешь, он один придет? – спросил Греве.
– Хотелось бы, – отозвался Остелецкий. – Но что-то мне подсказывает, что на такой подарок судьбы рассчитывать не стоит. Наверняка прихватит с собой парочку крепких молодцов. Я бы на его месте точно прихватил. А что? Постоят в сторонке, понаблюдают, ну и когда придет время прощаться, посмотрят, чтобы кто не увязался следом. А если увяжется, ножик в бок – и в воду. Благо ходить недалеко… – И кивнул в конец переулка, где за лесом корабельных мачт синел в вечерней дымке океан.
– А повезло нам, что кочегар оказался малым порядочным, – вполголоса сказал Греве. – И не дурак: когда тот прохвост посулил ему щедрую плату за сведения о том, что происходит на «Луизе-Марии», согласился, деньги взял, после чего прямиком отправился к Девиллю и все ему выложил. Ну а душка-шкипер уже и нас поставил в известность.
– Тот тип, что пытался подкупить кочегара, форменный болван, – отозвался Остелецкий. – Мог бы разузнать сначала, с кем имеет дело. Матросы на «Луизе-Марии» зарабатывают за рейс не в пример больше прочих своих коллег. Все они числятся в судовой роли не первый год, крепко связаны как с компанией, так и с судовладельцем. К примеру, жена этого кочегара – служанка в поместье, принадлежащем твоей Камилле. Так с чего ему предавать хозяев? Тем более здесь, на краю света, когда неизвестно еще чем такое предательство обернется. А вдруг это соглядатай местных пиратов, желающих тряхнуть судно с богатенькими пассажирами, а заодно поставить на ножи команду? Не-е-ет, Гревочка, как говорят в Малороссии: дурней нема…
Идущий впереди матрос остановился и заозирался по сторонам. Вениамин ухватил Греве за рукав и увлек его в тень под стеной очередного склада. Из щелей в стене отчаянно разило соленой рыбой.
– Это здесь, – выдохнул он. – Сейчас должен явиться. Стоим, не высовываемся, смотрим в четыре глаза. Хорошо бы заранее обнаружить его сподвижников.
– А когда будем брать? – тоже шепотом осведомился барон.
– Как получится. Если поговорят мирно, разойдутся – попробуем проследить за этим ловкачом и где-нибудь в переулке скрутим.
– А как же эти… сподвижники? – опасливо осведомился барон, ощупывая запястье левой, искусственной руки. – Может, все же зря мы вдвоем пошли? Взяли бы с собой парочку твоих «пластунов»…
– Я и взял. Троих, – ухмыльнулся Остелецкий. – Только тебе не сказал, уж извини. Они все время шли за нами по пятам.
– Где? – Греве оглянулся. – Что-то я никого не заметил…
– А ты и не должен был! Их, к твоему сведению, обучали тайной слежке лучшие филеры жандармского управления… Попробовали бы они тебе на глаза попасться… Так что стой на месте и не крутись, только внимание к себе привлекаешь.
– Берегись! – заорал Греве, и Вениамин едва успел уклониться от распоровшего полу сюртука испанского ножа-навахи.
Точно такой клинок (длинный, с хищной горбинкой и рукоятью, украшенной разноцветной эмалью и бронзой) всадил в грудь кочегару чернявый тип, надо полагать, тот самый наниматель, на встречу с которым и явился незадачливый фламандец.
Чернявый не сразу пустил в ход нож. Появившись из неприметной подворотни, он сперва обменялся с кочегаром несколькими фразами, причем постоянно озирался (Остелецкий видел, как блестят в тусклых отсветах газового фонаря белки его глаз). О чем шла речь, Вениамин не слышал, но стало ясно, что гость что-то заподозрил.
Осознав, что дело добром не закончится, Остелецкий совсем было собрался бросаться на злоумышленника, но и понял, что опоздал, увидев, как в спрятанной за спину руке чернявого сверкнул узкий клинок. Вениамин не успел даже рта открыть, крикнуть, предупредить кочегара – злодей кошкой извернулся и ударил того в грудь. Несчастный изогнулся, издал протяжный хрип и повалился на колени. Под ноги полетел, брякнув по булыжнику мостовой, так и не раскрытый матросский нож. А из переулка уже лезли, раззявив в крике черные пасти и выставив перед собой навахи, сообщники чернявого.
От ножа первого Остелецкий сумел увернуться и с размаху ударил злодея в челюсть правой рукой, пальцы которой украшал шипастый латунный кастет. Тот взвыл, выронил нож и схватился за лицо, а в бок Венечке уже летела наваха его подельника, и не было никакой возможности…
– Д-дах! Д-дах! Д-дах!