Курортное приключение

Ощущение лесного лунного озера было столь сильным, что Николай Егорович вдруг явственно ощутил запах раздавленной его ногами сочной травы, родниковой воды, настоянной на прошлогодних листьях, мокрой от росы спелой ежевики, запах тины, лягушек, дыма от костра… На третьем курсе института однажды в выходной они ночевали на берегу вот такого озера, и Холин влюбился в девушку, которую привел с собой его сокурсник. Они ушли от костра к озеру, почти всю ночь бродили по берегам, утопая в грязи, Холин рвал и дарил девушке какие-то болотные цветы, они целовались и под конец поклялись друг другу в вечной любви. А потом на него напал сокурсник, который выследил их, ранил Холина перочинным ножом в щеку, насмерть перепугался вида крови; сокурснику стало плохо с сердцем, они вдвоем с девушкой тащили его почти два километра до палатки.

Потом сокурсник стал доцентом, девушка вышла замуж за продавца магазина «Мясо – рыба», а у Холина навсегда остался шрам на правой щеке. Николай Егорович потрогал шрам. Пожалуй, изо всей этой истории выиграл лишь он один; после ранения, со шрамом, лицо его приобрело мужественный оттенок.

– Можно?

Послышался скрип двери, чье-то дыхание, стук тяжелого предмета, со всего маха поставленного на пол.

– Есть тут кто-нибудь?

Николай Егорович выглянул в комнату. В коридорчике стоял высокий человек в коричневом плаще, в коричневой шляпе, с коричневыми усиками и тряс правой ладонью.

– Уф! Не могли лифт сделать! Всегда чего-нибудь да забудут. У нас в одном доме туалеты забыли сделать. Въехали люди, а туалетов нет. Потом метались до утра по всему городу. Вот была умора!

Человек был тощий, скуластый, черный лицом. На вид он был старше Холина, но ненамного.

Новый жилец снял, повесил на вешалку плащ, шляпу и оказался в полосатом коричневом костюме, при галстуке в крупный горошек. Костюм ладно сидел на нем.

– Ну, давай знакомиться, – человек протянул черную широкую ладонь. – Георгий. Можно просто Жора Давай сразу на «ты», а? Все равно рано или поздно придется, так лучше уж сразу. Не люблю я это «выкание».

– Ну что ж, давай. Николай, – Холин пожал протянутую руку. Рука оказалась крепкой.

– Ты откуда?

Холин назвал свой город.

– А я из Казахстана. Наполовину русский, наполовину казах. На стройке вкалываю. А ты?

– На заводе.

– Один черт. Производство. Это хорошо. А я боялся – с канцелярией поселят. Я канцелярию не люблю, хотя понимаю, что дело нужное. Ты куришь?

– Нет.

– Это плохо.

– Почему?

– У некурящих развивается комплекс неполноценности.

– Никогда не слышал о такой теории.

– И не услышишь. Это моя теория. Суть ее вот в чем. Курящий все время занят. То достает сигарету, то чиркает спичкой, то затягивается, то дым выпускает; он все время, как говорится, при деле. Ему некогда копаться у себя в душе. А некурящий все время в свободное время копается, ищет, анализирует, сомневается и неизменно докапывается до чувства собственной неполноценности. Ну как теория?

– Надо проанализировать.

– Давай. А я пока чемодан распакую.

Жора схватил чемодан и поволок его к своей кровати. Чемодан был очень тяжелый.

– Камни со стройки? – спросил Холин.

– Ага. Ты обладаешь чувством юмора?

– Плохим.

– Не камни. Сейчас увидишь – Жора рывком бросил чемодан на кровать. – Слушай, у нас что, дежурная с приветом?

– Что случилось?

– Закурил я в холле, как она психанет. Как стала меня поливать, даже в бред впала. Про мебель какую-то стала плести, полированный шкаф, дырки в шкафу, пепельницу какую-то. Я задом, задом и как рвану по лестнице. Не люблю психов.

– Это она за наш шкаф волнуется, – пояснил Холин. – Кто-то принял шкаф за пепельницу.

Жора осмотрел шкаф.

– Действительно… Какой-то гад тушил сигареты. Пьяный был. Точно, пьяный. У пьяного все плоскости смещаются. Вот ему и показалось, что-то внизу блестит. Он и ткнул окурком. Думал, пепельница. Ну нам это не грозит.

– Не балуешься?

– Стараюсь.

– Здоровье?

– И это тоже. Но главное – я заводной. Если заведусь… Лучше не заводиться.

– Это точно. Заводиться – последнее дело.

– Тоже бывает?

– Бывает…

– Ты с чем сюда?

– Инфаркт.

Жора присвистнул.

– Ну, даешь… Сколько лет?

– Сорок. Инфаркт помолодел.

– Не настолько же. Мне это не нравится Производственный, хоккейный или домашний?

– Всего понемножку. А у тебя что?

Жора достал из кармана ключик и принялся возиться с чемоданом.

– У меня, брат, тоже не сахар. Сердце останавливается. Ночью. Бьется реже, реже, а потом и вовсе остановится Вскочишь, раскачаешь его, запустишь, глядишь – опять застучало. Вроде бы как сломанный будильник. Встряхнешь – он и пошел. Ты ночью встаешь?

– Встаю.

– Часто?

– Раза два.

– Я тебя прошу, включай свет и смотри на меня. Если лежу синий – хватай и тряси, пока не проснусь. А дальше я уж сам.

– Веселенькое дело.

– А что сделаешь? Идет?

– Идет… А врачи что говорят?