15 мая 1945 года И. В. Сталин утвердил постановление ГКО № 8579сс/ов, составной частью которого являлся план научно-исследовательских работ курчатовской Лаборатории № 2 по ядерной проблеме на 1945 год. В VI разделе плана значились «Работы по атомной урановой бомбе», а их научным руководителем — Ю. Б. Харитон. Согласно этому постановлению ГКО Харитон с 15 мая 1945 года официально получал статус научного руководителя работ по конструированию атомной бомбы, однако общее руководство этим направлением, как и всеми другими по урановой проблеме, оставалось за Курчатовым[615].
Упомянутое постановление обязывало Курчатова провести в 1945 году ряд проектно-технических работ, в том числе по конструкции атомной бомбы[616]. В плане работ Лаборатории № 2, касающихся исследований по конструкции бомбы, Курчатов предусмотрел направление, базирующееся на схеме подрыва ядерного заряда методом «пушечного выстрела». Но из новых сведений разведки стало известно об ином методе подрыва, основанном на «взрыве внутрь» — методе имплозии. Курчатов отметил его преимущества и дополнительно в препроводительной записке в ГКО от 6 апреля 1945 года к уже написанному плану на текущий год поставил вопрос о включении в план работ по второй схеме бомбы. С просьбой ознакомить с разведматериалом Ю. Б. Харитона Курчатов обратился с письмом к Г. Б. Овакимяну — одному из руководителей советской разведки. «При препроводительной от 6 апреля 1945 года, — писал он, — направлен исключительно важный материал по „implosion“-методу. Ввиду того, что этот материал специфичен, я прошу Вашего разрешения допустить к работе по его переводу проф. Ю. Б. Харитона (от 2-й половины стр. 2 до конца, за исключением стр. 22). Проф. Ю. Б. Харитон занимается в Лаборатории конструкцией урановой бомбы и является одним из крупнейших ученых нашей страны по взрывным явлениям. До настоящего времени он не был ознакомлен с материалами, даже в русском тексте, и только я устно сообщил ему о вероятностях самопроизвольного деления урана-235 и урана-238 и об общих основаниях „implosion“-метода»[617].
Это письмо академика свидетельствует не только о его высокой оценке деятельности Ю. Б. Харитона, но и о тех дополнительных трудностях в работе курчатовского коллектива, которые были связаны с введенным режимом полной секретности. С позиций сегодняшнего дня представляется парадоксальным, что главный конструктор советской атомной бомбы не имел прямого доступа к необходимым ему сведениям. Курчатов вынужден был добиваться этого в каждом отдельном случае, причем с указанием, к каким именно местам текста, страницам и даже частям страницы он просит допустить для ознакомления «крупнейшего ученого нашей страны». Такое положение было не только с Харитоном — случай с ним характерен и показателен.
В апреле 1946 года в структуре советского атомного проекта произошли крупные преобразования. Были приняты два постановления Совета министров СССР, способствовавшие значительной активизации экспериментальных работ по имплозивной схеме атомной бомбы. Постановление № 803–325сс от 9 апреля 1946 года изменило структуру ПГУ, объединив Технический и Инженерно-технический советы Специального комитета в единый Научно-технический совет в составе Первого главного управления. Председателем этого совета был назначен Б. Л. Ванников, заместителями председателя — И. В. Курчатов и М. Г. Первухин[618]. С 1 декабря 1949 года председателем НТС ПГУ стал Курчатов[619], что ускорило решение вопросов научно-технического характера.