— Я приказал Сиду, чтобы никто, абсолютно никто, каким бы важным лицом он ни был, не давал Ботве что-нибудь съесть или выпить перед скачкой. Когда я зашел в загон с вашим седлом, Морис был в соседнем загоне, и я видел, как там он давал сахар лошади. «А Ботве никто ничего не давал», — сказал Сид. — Он помолчал и отхлебнул из стакана. — Я прикрепил ваш номер, надел седло и начал застегивать подпругу. Морис вышел из-за перегородки, сказал: «Привет!» и улыбнулся своей заразительной улыбкой… Я поймал себя на том, что улыбаюсь ему в ответ, и подумал, что вы рехнулись. Морис слегка хрипел из-за астмы… Потом опустил руку в карман, вынул три кусочка сахара, этак естественно, небрежно — и протянул Ботве. Руки у меня были заняты подпругой, и я подумал, что вы, верно, ошибаетесь… Но… не знаю… что-то было не так в том, как он стоял с вытянутой рукой, сахар на ладони. Какое-то напряжение, которое мне не понравилось. Люди, любящие лошадей, когда угощают сахаром, гладят им морды. Они не стараются при этом стать как можно дальше. А если Морис их не любит, зачем он сует им сахар? Как бы там ни было, я вдруг решил, что никакого вреда не будет, если Ботва обойдется без этого сахара. Так что я отпустил подпругу, сделал вид будто споткнулся, и, чтобы удержаться на ногах, схватил Мориса за руку. Сахар упал на солому, и я, как бы случайно, наступил на него.
— А что он? — воскликнул я в восторге. — Сказал что-нибудь?
— Ни слова. Я извинился, но он даже не ответил. Какое-то мгновение он был в полной ярости. Потом снова улыбнулся и… — Глаза Джеймса блеснули, — заявил, как он восхищается мною, что я даю бедному Финну эту последнюю возможность.
— Как мило с его стороны, — пробормотал я.
— А я объяснил, что это не последняя ваша возможность: в субботу вы скачете на Образце. Он только переспросил: «Правда?», пожелал мне удачи и ушел.
— Значит, сахар раздавлен и его вымели вместе с грязной соломой?
— Да.
— Нечего дать на анализ. Никаких улик. Досадно!
— Если бы я не наступил, Морис мог его поднять и снова предложить Ботве. А у меня с собой не было сахара… Ни кусочка, чтобы подменить… Честно говоря, я не верил, что он понадобится.
Я знал, что он и не собирался заботиться об этом. Но все же он позаботился. И я никогда не перестану испытывать чувство благодарности.
Мы допили виски. Джеймс спросил внезапно:
— Почему? Я не понимаю, почему ему понадобились такие усилия, чтобы вас скомпрометировать? Что он имеет против вас?
— Я жокей, а он нет, — просто ответил я. — Я умею скакать, а он нет. Зависть, злобная зависть и все.
Я рассказал ему про мой визит к Клаудиусу Меллиту и про его ответы. И еще добавил:
— Это не случайно, что вам и большинству тренеров трудно найти жокеев. На всех влияет Кемп-Лор — впрямую или через свои тени — Баллертона и Корина Келлара. Они, как губки, впитывают его яд и передают его всякому, кто готов их слушать. И еще внушают все это вам. Вы мне сами недавно повторяли: Питер Клуни всегда опаздывает, Тик-Ток не стремится к победе, Дэнни Хигс слишком азартно играет, Грэнт продает информацию, Финн утратил кураж…
Он в смятении уставился на меня. А я спросил:
— Вы же верили в это, Джеймс, правда? Даже вы! А уж все остальные и подавно. Да и почему бы им не верить, коли эти слухи подтверждались так наглядно. Не так уж много у нас нужно, чтобы тренер или владелец лошадей потерял доверие к жокею. Мы же абсолютно бесправны! И достаточно вскользь бросить намек, что жокей вечно опаздывает, или бесчестен, или трусит, — и скоро, да, очень скоро он вылетает из игры… Арт! Арт покончил с собой потому, что Корин уволил его. У Грэнта — психическое расстройство. Питер Клуни дошел до того, что его жена голодает в нетопленном, ледяном доме…
— А вы? — спросил Джеймс.
— Я? Ну… Не очень-то я радовался жизни последние три недели.
— Еще бы, — как бы впервые поставил он себя на мое место. — Пожалуй, что так.
— Эти гонения против жокеев тщательно продуманы. Каждую неделю в передаче «На скаковой дорожке» говорилось нечто уничтожающее про кого-нибудь из нас. Когда он пригласил на передачу меня, то объявил, что я — неудачник. И ему хотелось, чтобы я действительно оставался таким. Помните, как он показал кусок хроники с моим участием? Вы бы ни за что не пригласили меня на работу, если бы посмотрели передачу до того, как сами увидели меня в деле.
Встревоженный, он покачал головой. А я продолжал:
— При каждом удобном случае, например, когда Образец выиграл Королевский приз, Кемп-Лор напоминал зрителям: я всего лишь заменяю Пипа и, когда его сломанная нога срастется, меня попросту выкинут. Ну, честно говоря, все так и есть — это место Пипа, и он должен получить его снова. Но важно было убедить всех — моя кратковременная слава вовсе не заслуженна. Но думаю, если бы Кемп-Лор не распространял без конца ядовитые намеки, большинство владельцев охотнее доверились бы вашему мнению. Они приглашали бы меня и не выкинули за борт при первых же неприятностях. А в прошлую пятницу он так своими подсказками направлял Корина и того судью, что они прямо заявили — со мной покончено. Вы смотрели?