Компаньон старика, положив руку на кобуру на бедре, вернулся в вестибюль и направился к кошке. Семнадцатая спрыгнула со стойки, сбросив с подноса несколько писем, и потрусила, не особенно торопясь, мимо кресел консьержей в служебное помещение. Остановившись перед дверью на улицу, Семнадцатая мяукнула номерному, который сворачивал сигаретку, прислонившись к стене, и тот открыл кошке дверь:
– Будь благословенна, подруга.
Семнадцатая выбежала на улицу, в город.
Оставив позади район дорогих отелей, кошка направилась на юг. Она пробиралась дворами, позади конюшен, мусорных баков и выгребных ям. Чтобы одолеть высокие заборы, она забиралась на тюки сена или ползла по грязи, протискиваясь под изгородями. Во дворах она держалась тени вязов, или кралась по-за кучами мусора, или пряталась в зарослях подмаренника, росшего вокруг помойных ям. Если бы оборванные мальчишка с девчонкой заметили Семнадцатую, они бы громко озвучили свое восхищение: выхоленный талисман «Метрополя» походил на пуховку из пудреницы, хотя вел себя совершенно иначе.
Но так как операция требовала стать невидимой, никто кошку не увидел.
Два беспризорника в переулке за два квартала от «Метрополя», упоенно любовавшиеся белым шелковым шарфом, который они стащили из богатого экипажа, не заметили Семнадцатую.
Кучер оставил дверь кареты открытой, провожая престарелого пассажира в «Метрополь».
– Просто шел и нашел, Зил! – бахвалился воришка. – Это и кражей назвать нельзя.
Конюх на конюшенном дворе, жаловавшийся второму работнику, что сосед украл у него простыни, тоже не заметил Семнадцатую.
– …Сдернул прям с веревки, а я углядел их у него на постели через окно! Ну никакого стыда! Я пожаловался зеленой повязке, а тот мне – у него, дескать, и так работы не обобраться! А я ему толкую, что меня самого обобрал простынный вор! Где ж закон хоть какой-нибудь? – обижался конюх.
Сборщики утиля, рывшиеся в мусорных бочонках в соседнем дворе, тоже не увидели Семнадцатую. Они говорили об армии и спрашивали друг друга, что сталось с Гилдерсливом и настоящей армией, а не со сбродом Кроссли и прочей студенческой сволочью.
– Кричат, теперь все равны, и тут же отдают тебе кучу приказов! Те, кто сейчас убирает навоз, и при прежней власти убирали навоз! Всех перемен – мяса днем с огнем не достать и нет констеблей окоротить воров!
Гроут тоже не заметил Семнадцатую.
– Корабль по ночам плывет где хочет… И нет ему преград и заслонов… – задумчиво бормотал он, подпершись костылями на заднем дворе «Стилл-Кроссинга» и орошая Мочевой столб.
Но белая кошка – Прекрасная Шпионка, Истребительница, Талмейдж XVII – видела всех и вовремя укрывалась от них, да и слышала все прекрасно. Не забывайте, у нас нет способа проверить, что́ понимают кошки из людских разговоров.
Престарелая актриса Лорена Скай, единственная обитательница театрального дома Гудхарт – недействующего полуразвалившегося театра меньше чем в двух кварталах от «Стилл-Кроссинга», жила в уцелевшей оперной ложе, спала на мягких сиденьях театральных кресел и укрывалась тяжелым холщовым задником с намалеванной Ривьерой: виллы и извилистые улочки зеленоватого камня, ведущие к лазурной гавани. В свое время Лорена была непревзойденной комедианткой, но возраст и несправедливая репутация несговорчивой испортили ее карьеру: со столичных сцен Лорену вытеснили на провинциальные, и в конце концов она, как говорится, скатилась ниже Южнилы – в Гудхарт, скорее танцзал, чем театр, который все равно закрылся, когда несколько лет назад у него провалилась крыша. Что-то важное в самой Лорене тоже обрушилось, хотя внешне она оставалась неунывающей. Появление кошек ее не встревожило.
Как пестрый ручеек, кошки текли через воронкообразную дыру в крыше, спрыгивая с вывешенного языка кровельной дранки на стропила, а со стропил на сцену. Среди кошек были и полосатая, и рыжая, и пестрая, и потрясающей красоты белоснежная, при виде которой Лорене вспомнился талисман одного из дорогих отелей (названия она уже не помнила, но там подавали содовую с ароматом корицы), и еще несколько сказочно прелестных животных. Одна за другой кошки спустились на сцену и начали, по своему обыкновению, подходить и мочиться на потрепанный сценарий, лежавший в углу.
Кошки наведывались в театр не в первый раз и неизменно повторяли странный ритуал: каждая пи́сала на сценарий. Будто спектакль разыгрывали.
Лорена задалась вопросом, уж не спектакль ли это, в самом деле. Сюжет такой: группа кошек проникает в театр через крышу, писают на бумаги в углу сцены, сходятся в центре, садятся в кружок, мотают хвостами и смотрят друг на друга. Конец! Смысл действа от Лорены ускользал, но зрелище завораживало. Она была одинока, а тут такие актрисы в расцвете сил, да еще и удивительно слаженные!
Поистине, смеха достойно – Лорена много лет и близко не нюхала хорошей роли. Лучшие партии разобрали кошки.